Покровская повышала голос, чтобы ее слышало как можно больше прикованных девушек. И даже толпа за ее спиной, казалось, стала тише.
– В прошлую нашу встречу я напугала вас словами о дворце. Но император наш – неглупый мужчина и не борется с мирными демонстрациями. Права нужно брать, но чтобы их взять, не обязательно устраивать бойню; мы – женщины, и можем позволить себе действовать умнее. Мы не хотим нарушать законы. Мы хотим их писать! И я спрашиваю вас, дорогая, хорошая моя Лизавета Васильевна. Найдете ли вы силы пойти дальше?
Лиза молчала. Прислушивалась к себе, что осталось в ней после этой истории, кроме колючего, нестерпимого холода.
– Это путь будет окроплен горькими слезами. Вашими слезами, Лиза, – Миша говорил спокойно. Не отговаривал, но констатировал. – Вас не поймут, от вас отвернутся. Вы можете потерять всякое положение. Хорошенько подумайте, молю!
Лиза думала и прислушивалась к холоду. Перед глазами плыли лица изнасилованных служанок, она слышала стук печатающей машинки, совсем как у Полины, чей ребенок потерял сегодня пусть и приемного, но всё же отца. “Чтоб вам пусто было!” – били по ушам слова курносой, которая сейчас, возможно, побирается на улицах. А где-то уезжал вдаль талантливый поэт, грезивший искусством, который совсем не похож на героев своих стихов.
Холод дрогнул и не ответил. Лиза открыла глаза.
– Значит, такова она – бабья доля.
2020
Ножницы
– Ну вот же, я вам показываю, видите? Ничего здесь нет! – Женщина потрясла рентгеновским снимком перед лицом пациента. – Аркадий Семенович! Ну что вы как маленький, в самом деле?
Лысеющий мужчина насупился и поправил громоздкую оправу очков.
– Вы должны искать лучше! – требовательно повторил он пятый раз.
Главврач закатила глаза. В прошлый раз этот же пациент по статьям из интернета диагностировал у себя рак. Когда в больнице не подтвердили опасения «больного», тот сразу ринулся писать жалобы руководству больницы. Тогда его удалось каким-то чудом успокоить, убедить. И вот – новая заморочка.
– Аркадий, послушайте меня, – понизила голос главврач. – Ваша операция прошла успешно. Не понимаю, почему вы тянули до последнего, все-таки острый аппендицит вам не шутка… но все обошлось без осложнений.
– Осложнения? – взвизгнул Аркадий. – Вот они!
Мужчина с опаской ткнул себя в сальный бок.
– Ваши, между прочим, эскулапы оставили.
– Вы видели снимки, – отрезала женщина.
– Значит, нужно сделать ещё, – упрямо заявил Аркадий Семенович. – Я же чувствую.
Главврач устало откинулась на спинку кресла и потерла раскрасневшиеся глаза. Сосредоточилась, собирая из опустевших резервов по капле терпения.
– Ошибки быть не может, – сказала она как можно спокойнее.
– Я дойду до министра! – пропищал мужчина и вскочил. Его по-детски надутые губы на округлом лице портили все попытки выглядеть грозным.
– Ваше право, – женщина развела руками. Битый час она пыталась переубедить упрямца – и теперь согласна хоть на министра, хоть на президента.
Вылетая из кабинета, разгневанный Аркадий Семенович хотел было громко хлопнуть дверью. Но зацепился за порог и покатился кубарем по больничному коридору.
***
Квартира встретила Аркадия Семеновича Айзеншписа в том же виде, в котором он ее оставил: идеально прибранной, слишком аккуратной для холостяцкого жилища. Несмотря на это, мужчина сразу бросился к швабре и тряпкам. Аркадий Семенович не мог допустить и пылинки на потрескавшейся от старости советской мебели.
Закончив выискивать по углам несуществующую грязь, направился в душ. Подумать только, как много времени он провел в больнице – в этом рассаднике болезней и мерзких микробов, где его мог убить каждый неосторожный чих какого-нибудь пациента.
Аркадий Семенович открыл упаковку мыла, тщательно намылился и выбросил брусок в стоявшее под раковиной ведро. Смыв пену, потянулся к новой упаковке. В настенном шкафчике оставалось около десяти кусков. Нужно будет купить еще.
В дверь позвонили, когда мужчина успел вытереться насухо и накинуть домашний халат. В глазок Аркадий Семенович разглядел сморщенное, как чернослив, старушечье лицо соседки. Мужчина щелкнул замком, вторым, отодвинул щеколду и освободил петельку от крючка.
Женщина ловко проскользнула в проем, едва открылась дверь. Нельзя сказать, что Баба Тася была желанной гостьей в доме Аркадия Семеновича: сколько он себя помнил, от неё нестерпимо пахло валерьянкой и чем-то ещё, стойким, возможно, кошками. Кошек мужчина не любил: мерзкие твари разносили паразитов и заразу, а этого добра за пределами квартиры Аркадия и так хватало.