Если после встречи в прачечной он навещал ее мысли не чаще раза в день, то со дня в библиотеке появлялся всякий раз, стоило прикрыть глаза. То и дело под опущенными веками всплывали золотисто-желтые радужки, небрежные смоляные волосы, иронично сложенные губы и тонкие пальцы, мастерски высекающие огонь из потрепанной тяжелой зажигалки.
Его руки были сухими и горячими, скулы — будто высечены из бесценного белого мрамора, но пронзительный взгляд, прожигающий безупречные дыры под кожей, сулил ровно то, чего она так старательно избегала. Там, в жидком золоте, акульим плавником кружила опасность.
Задумчиво перебирая листки с древнегреческими каракулями очередным мучительным вечером, студентка отмахивалась от образа старшекурсника и прикидывала варианты: ни один ее не устраивал.
— Быть может, Мёрфи прав? — обращаясь к злосчастной книжонке, Сара недовольно дернула одну из тесемок и, послюнявив палец, попыталась стереть чернильный росчерк на запястье. Она вечно пачкалась. — Отдать и забыть?
— В чем прав? — зевнула с кровати Вивиан, решившая проснуться только под вечер. — И что еще за Мёрфи? Если сейчас ты скажешь, что это тот самый Мёрфи из футбольной команды, я тебя придушу.
— Я без понятия, из какой он команды, — буркнула Сара, пытаясь не выдать голосом растерянность: примчавшись с пар, сразу села за книги, и даже не заметила присутствие мирно сопящей соседки. А посему выходило, что последний час Вив вполне могла наблюдать и за ее нервными шагами из угла в угол, и за сбивчивым бормотанием над словарями, и за беспокойной возней с дневником.
— Я первый раз слышу, чтобы Сара О’Нил упоминала мужское имя всуе. Колись, подруга! — Вив проснулась окончательно и, потянувшись, свесила босые пятки с кровати. — Требую грязные подробности.
— Кхм… В клубе, да-да, именно в том, где ты меня бросила, я познакомилась с неким Мёрфи, — немного пожевав губами, уклончиво ответила девушка, не вдаваясь в подробности, встреча на задворках «Подземного мира» была не первой и не последней. — Он ничего, но дружбы у нас не выйдет.
— Вот это да! Ты реально решила собрать всю футбольную команду? Думаю, это все же он. И раз так, могу дать бесплатный совет, — соседка уже вооружилась полотенцем и зубной щеткой и натягивала халат, явно планируя очередную ночную вылазку. — Не тормози, дорогая.
— Я не представляю, о чем ты, — отмахнулась студентка. — Как бы то ни было, неважно: говорю же, дружить мы не будем.
— А кто говорит о дружбе? — озорно сверкнула черными глазами Вив. — Я всегда могу ретироваться, ну, знаешь, если тебе вдруг захочется кого-то пригласить. Книжку там, почитать вместе… Ну, или курсовую написать. Можете готовиться к лекциям хоть всю ночь, если ты понимаешь, о чем я…
— Не понимаю, намек уж больно тонок, — усмехнулась первокурсница, незаметно пряча дневник в потайной карман сумки, где он хранился последние недели. — Не о чем говорить. Нечего обсуждать. И уж точно некого приводить.
Разочарованная соседка только махнула рукой и скрылась в коридоре, намереваясь привести себя в порядок перед очередной горячей гулянкой. И это было отлично — Сара уже предвкушала ночь, которую посвятит решению главной проблемы последних недель.
Все это время студентка была рада неизвестности, приветствуя ее, как старого друга, но сегодня что-то изменилось. Щелкнуло, и она увидела картину целиком.
Удивительная вещь — эта неизвестность: с тех самых пор, как чужой дневник попал в ее руки, Сара с облегчением осознала, что цирковая шарманка стихла. Поначалу еще упрямо бренчала, но постепенно сдалась и заткнулась окончательно. И она была готова молиться этим олимпийским богам, хоть реальным, хоть выдуманным за спасительную тишину. Впервые за долгие месяцы она не слышала заунывного мотива, и мир, наконец, заиграл теми самыми красками, о которых с таким упоением ей рассказывала Вивиан. Первокурсница начала замечать заинтересованные взгляды ребят в аудиториях, одобрительные кивки профессоров, чувствовать запах кофе и вкус еды. Давно забытые ощущения захлестнули волной, и девушка с радостью скинула тяжелую сбрую, погружаясь в океан.
Но тишина обходилась слишком дорого — каждый день она не разгибалась над учебниками, по ночам переводила дневник, а те короткие часы, что удавалось выделить на сон, не наполняли силой. Каждый раз, опуская занавес, она видела чертовы жёлтые глаза и чувствовала на губах привкус вишневого табака.
Сегодня Сара поняла, что променяла одно проклятье на другое.
— Эй, на палубе? — а еще обессилившая первокурсница все чаще отключалась. В такие минуты, как сейчас, Вив была действительно незаменима: на парах незаметно щипала ее под столом, в кафетерии — легонького щелкала по носу, в комнате — просто орала на ухо.
— Извини, задремала, — встрепенулась Сара, часто моргая в попытке сфокусироваться на соседке. — Что такое?
— Одевайся, проветримся, — бросила Вив, перетряхивая шкаф. — А заодно я выбью из тебя все дерьмо.
— За что? — подняла бровь девушка. Порой она действительно не могла понять, шутит Вивиан, или нет. Как в тот раз, когда пообещала привести в общежитие толпу стириптизеров. Тогда Сара только посмеялась, но всю следующую неделю проветривала комнату и находила мужские стринги в самых неожиданных местах.
— Не «за что», а «для чего», — важно продекламировала соседка, вертясь перед зеркалом в слишком легкой для декабря курточке. — Мы подышим воздухом, потом я отведу тебя обратно и прослежу, чтобы ты легла спать. Я больше не могу смотреть, как ты себя изводишь. Такими темпами ты скиснешь, и мы обе это знаем. А я не хочу новую соседку. Мне нынешняя нравится.
— Ничего не имею против, — немного подумав, первокурсница кивнула. Идея пройтись казалась действительно не худшей — она бы купила горячий чай, выкурила пару сигарет, послушно укуталась одеялом, а потом, дождавшись, когда Вив свинтит на ночное рандеву, вернулась бы к своему главному вопросу.
Вопреки ожиданиям, обычно бурлящий по вечерам студгородок был тих. Немногочисленные кучки ребят толпились у костровых чаш, которых она отродясь не видела, а деревья, окутанные десятками метров гирлянд, таинственно светились в темноте.
— Что происходит, Купер? — нахмурив брови, Сара требовательно взглянула на подругу.
— Завтра сочельник, милая, — грустно улыбнувшись, покачала головой Вивиан. — Ты не заметила, как подошло Рождество. Теперь понимаешь, почему тебе нужна передышка, О’Нил?
Сара охнула и достала из кармана телефон: календарь бесстрастно указывал на 23 декабря. Следом на экране всплыл десяток сообщений от отца: тот сначала писал теплые слова, обещая позвонить в праздник, потом строчил беспокойные вопросы, а в конце, видимо, смирившись с молчанием дочери, оставил сухое пожелание в голосовой почте.
— Черт! Вив, я сейчас. Надо набрать папе, — пробормотала студентка и отскочила от подруги. Сжимая трубку, молилась, чтобы отец в очередной раз проявил понимание и не стал журить за тотальное неумение следить за временем. Наконец, долгие гудки оборвались и на другом конце провода прозвучал усталый голос.
Пара минут извинений и клятвенных заверений в том, что нью-йоркская жизнь хороша, но уж больно насыщенна, и вот уже мистер О’Нил обстоятельно пересказывает свежие балтиморские новости, попутно уточняя, все ли у нее есть, и нужны ли деньги.
У нее все прекрасно, деньги ей не нужны, и она обязательно заглянет домой на пару дней. Спустя полчаса отец, наконец, соглашается повесить трубку, взяв с дочери железное обещание приехать на Новый год.
— Так какие планы, О’Нил? — усмехнулась Вивиан, все это время наблюдавшая за беспокойным хождением соседки от дерева к дереву с трубкой у уха. — Если скажешь хоть слово про учебу, я тебя придушу прямо на этом месте, и ты действительно не доживешь до конца года. Брось, — заметив, что Сара готовится протестовать, выставила руку. — Я видела утром списки. Ты первая на курсе, уж не знаю, как умудряешься, но снимаю шляпу.