Закинув длинные ноги на плечи, он вгонял себя в нее глубоко и яростно, уже не боясь, что зверь может вырваться наружу — прирученный легким взмахом изящной руки монстр покорно опустил уши, ожидая команды.
Лежать. И вот уже она укладывает его на лопатки. Сквозь едва приоткрытые веки, темнеют глаза — никакого цвета, один зрачок. Двигается настолько медленно, и уже с его губ срывается протяжный глубокий стон. Она закрывает глаза и ускоряется. Вытягивается напряженной струной, впивается ногтями, оставляя на его теле свои собственные узоры и падает ему на грудь, обдавая разгоряченную кожу рваными выдохами.
Сидеть. Он переворачивает обмякшую Сару на живот, подтягивает к себе, и вбивается до тех пор, пока не начинает чувствовать накрывающую волнами дрожь. Сжимает узлы простыней, хрипит, срываясь на гортанный рык, и рушится на нее.
И весь мир рушится в унисон: потому что сейчас до него начинает доходить, что именно имел в виду Платон.
— С Рождеством, Мерфи, — прошептала Сара, устраиваясь на его груди и мгновенно погружаясь в объятья Морфея.
— С Рождеством, принцесса, — пробормотал он, целуя еще влажный лоб.
Он был абсолютно и бесповоротно болен Сарой О’Нил.
Комментарий к Совершенство — в привычке
Здесь без комментариев. Моих так уж точно. Ну, а ваши — на вашей совести 😉
========== И поднялся ветер ==========
“Доблесть горячее стремится принять удар на себя, чем жестокость — нанести его”Сенека
Во рту растекалась тёплая соль. Сара сплюнула кровь на пыльный бетон и пересчитала языком зубы — одного не хватало. Криво усмехнувшись, девушка откинулась на жесткую металлическую спинку стула и посмотрела вверх. Серые колонны терялись в высоких сводах, но через дыру в кровле она смогла разглядеть небо, что уже окрасилось черным и недобро проблескивало редкими звездами.
— Выходит, прошло больше пяти часов, — пробормотала она, облизывая пересохшие губы.
Студентка не тешила себя надеждой подремать: руки были скованы за спиной, а по паре рёбер, кажется, расползались тонкие трещины — не самое удобное положение для отдыха. Вздохнув, она вгляделась в пустоту перед собой, прикрыла глаза и попыталась вспомнить, когда именно всё полетело к чертям.
Может, когда она согласилась пойти с Вивиан в злосчастный клуб Ньюмана?
Нет, не то.
Или когда стянула дневник из разгромленной комнаты Шейна Миллера?
Мимо. Тогда еще был шанс свернуть с этого клятого шоссе на безопасную и тихую просёлочную.
Когда выдавливала зубную пасту на палец?
Да, вот он. Лучший день в жизни. Сара невольно улыбнулась и тут же скривилась от боли.
Худший день в жизни, когда…
Первокурсница поморщилась и открыла глаза: хрупкое декабрьское солнце осторожно заглядывало в окно, украдкой касаясь ее лица, смахивало остатки сна. Ночью они не заботились об аккуратности: шторы были свалены кучей под широким подоконником, рядом — сломанный карниз. Каждый осколок раскрошенного бокала, каждая складка на простынях, каждый вдох возвращал в ночь, проведенную под гипнозом требовательных рук, горячих губ и опасных глаз. Щеки залил румянец, и Сара зажмурилась, силясь стряхнуть наваждение.
«Ночь прошла. Кончилась. Всё»
Пустая кровать подтверждала мысли и, вдохнув поглубже, студентка поднялась на локтях. Окинула комнату другим взглядом: ни Мёрфи, ни одежды. Ее собственная ровной стопкой лежала на кресле в углу. Кивнув самой себе, девушка встала и, перепрыгивая через осколки, добралась до ванной. Его не было и там.
— Ну, с добрым утром… — пробормотала отражению и открыла тугие вентили. Кран плюнул ржавчиной, поскрипел и, наконец, выдал холодную струю. — В конце концов, бывало и хуже.
Поежившись, Сара встала под неровный поток и наскоро ополоснулась. Халаты в «Антеросе», очевидно, презирали: замотавшись полотенцем, девушка нашла маленький тюбик, вздохнула, не обнаружив одноразовой щетки, и выдавила немного пасты на палец. По телу продолжали бродить мурашки, у ног блуждал сквозняк и вся ванная, и весь номер, и весь отель вдруг показались ей невероятно чужими. Словно не было ночи, наполненной глубокими вздохами и хриплым шепотом. Будто она по случайности забрела туда, где ей были совсем не рады.
— А чего ты ждала? Кофе в постель и сахарных соплей? — втирая мятный гель в десну проворчала мутному зеркалу. Сара напротив выглядела, как обычно: бледная, хмурая, с синевой под глазами. Лисица, напротив, хитро щурилась, будто знала что-то недоступное хозяйке.
Пальцы пробежались по лицу, отбросили тяжелые мокрые пряди назад и замерли.
— Сахарных соплей не нашел, но кофе в наличии, — раздалось за спиной.
Студентка окаменела, не решаясь повернуть голову. Только медленно перевела взгляд и нашла в отражении его. В руках два больших дымящихся стакана. Губы сложены в ставшей уже знакомой ухмылке, а глаза… Думать о них было опасно, потому что в памяти вновь замаячила ночь.
Вдохнув, спешно вытерла перепачканный пастой палец о край полотенца, натянула одну из тех идиотских улыбок, что скрывают стыд, и обернулась.
— Доброе утро, — пробормотала она. — Горячей воды нет. — Поёжившись, кивнула на ванну, и дёрнулась в сторону выхода, намереваясь освободить комнату.
— Не так быстро, принцесса, — прищурившись, бросил он и стремительно приблизился.
Поставив кофе на край, обеими руками облокотился на бортики и навис, перекрывая все пути к отступлению. Золотисто-жёлтые глаза смотрели спокойно и пристально, так, словно все решения уже были приняты, а будущее — предопределено. Так, будто из них двоих только он знал, что было и что будет. Бледные щеки опалило горячее дыхание — вишневые сигареты. Сара нервно сглотнула, не решаясь отвести взгляд: внезапно всё стало реальным. Всё было по-настоящему.
Стоило только моргнуть, как ее губы, влажные, мятные, накрыли другие — сухие, кофейные. По-хозяйски Мёрфи развернул её к умывальнику, отбросил влажные волосы, огладил открывшуюся шею, лопатки и замер.
Решившись, девушка открыла глаза и столкнулась с нечетким отражением — он остался за спиной, внимательно изучая в дневном свете хрупкие плечи и острые позвонки, словно впервые видел женское тело. Внезапно захотелось залезть в голову и подслушать чужие мысли, но еще сильнее хотелось, чтобы теплые пальцы вернулись на ее кожу. О чем думал, Сара не имела понятия, а вот Мёрфи… он, кажется, действительно знал все.
Потому что белое полотенце полетело на пол, чтобы тут же укрыться под черной толстовкой. Пряжка кожаного ремня звякнула о плитку.
И вот она уже стоит и стонет перед зеркалом не просто голая, а абсолютно обнаженная и не может оторваться от отражения, потому что картина на стекле завораживает. Его пальцы везде — сжимают, считают ребра и бесцеремонно проникают в приоткрытый рот, а неровное дыхание пробивается под кожу, блуждает в волосах и развеивается, чтобы накрыть новой волной. Дрожащие ноги уже отказываются стоять, но они не нужны — её держат его руки. И когда кажется, что лучше быть не может — дальше только пропасть, у уха раздается горячий шепот: «Не закрывай, смотри». И она смотрит до тех пор, пока в глазах не начинает темнеть. Последнее, что она услышала — гортанный рык. Последнее, что почувствовала — его сердце, бившееся в её груди.
— Эй, принцесса, просыпайся, — первокурсница очнулась на его расписных руках. В желтых глазах играли искры, на губах — та самая ухмылка. Но за маской невозмутимости пряталась тяжелое рваное дыхание. — Стоять можешь? — Девушка неопределенно дернула головой и он аккуратно опустил ее на пол. Пятки встретились с холодным кафелем и она поежилась, стыдливо прикрываясь.
Наваждение медленно отступало, и Сара уже озиралась по сторонам, силясь подобрать подходящие слова. Но в голове как назло было пусто.
— Думаю, горячую воду мы все-таки сможем раздобыть, — Мёрфи хитро прищурился, ловко повернул вентиль, и комната тут же наполнилась паром. Никакой ржавчины, никаких ледяных потоков — только тёплый влажный воздух и блестящий кафель. Подражая хамелеону, «Антерос» преобразился: уже не отталкивал, а приветливо улыбался.