И сейчас, вместо того, чтобы парковаться у загородного особняка Ньюманов, пустовавшего у океана без дела, он заезжает на грязную парковку «Конкордии». Отпускать принцессу хочется меньше всего, но из-за угла уже выскакивает треклятая Купер: визжит, прыгает и несет что-то на девчачьем. Сара вновь слабо улыбается и, неловко удерживая в одной руке пакет с горячей картошкой из «Макдональдса» и огромный букет, встает на носочки, оставляя на его щеке прохладный поцелуй.
— До вечера, принцесса, — перебирая светлые локоны, он целует ее в лоб, надеясь урвать еще пару секунд.
— До вечера, Мёрфи, — голубые глаза слезятся на ветру, и девушка быстро моргает. По бледной щеке скатывается одинокая капля. Если бы он плакал хоть раз, понял бы уже тогда, что ветер ни при чем. — В семь?
— В пять, — заговорщически подмигивает и шепчет на ухо изощренный план. — Скажем Купер, что я идиот, перепутал время и пришел раньше.
— Поняла, — Сара только кивает, потому что единственная рука, способная на прощальный взмах, занята. — Значит, до пяти.
У него достаточно времени, чтобы отпинать нерадивого дизайнера, до сих пор не доставившего большое кресло в новый кабинет на втором этаже дома по 163-й улице. Карман приятно греют ключи: первый ей, второй ему, третий — Вивиан. С Эдрианом он не разговаривает уже неделю, с той самой встречи у каменной лестницы.
Перевод, который каким-то чудом Саре удалось сохранить, Мёрфи передал Ньюману через Джейсона — единственного, кто продолжил с ним общаться. С Хизер и Тео взять было нечего, на Андреа он не злился и подавно: она встала на сторону возлюбленного, и в кои-то веки он ее понял, потому что и сам, не задумываясь, сделал бы такой же выбор.
Ближайшие часы он на пару с со-капитаном будет перетаскивать мебель, недовольно цокать языком, скептически оглядывая несуществующие сколы на огромной кровати, и глупо улыбаться, представляя на ней Сару. А потом вернется в женское общежитие чтобы забрать свою принцессу в их новый дом.
Туда, где она всегда будет рядом.
Туда, где она так и не появится.
Рухнув в кресло, Мёрфи злобно посмотрел на Аиду, ожидая славной трепки. Но владычица Подземного мира только печально коснулась его скул, смахивая странную влагу. Парень медленно прикоснулся к щеке и с сомнением уставился на мокрые пальцы. Дотронулся губами до кончиков. Соленые…
— Все свободны, — еле слышно бросила Аида, опускаясь рядом. — Собрание окончено.
Спустя, кажется, вечность, богиня нарушила тишину, протянув руку полупустому графину, и отхлебнула прямо из горлышка.
— Мне жаль, — выдохнула она, предлагая ему бурбон, но Мёрфи только отмахнулся, безжизненно исследуя глазами глубокие царапины.
— За стол прости. За остальное извиняться не стану, — буркнул он, порываясь встать, но был остановлен властным жестом. — Тебе было недостаточно? Чего еще ты от меня хочешь?
— Я хочу помочь, Мёрфи, — вздохнув, она встала с кресла и щелкнула зажигалкой. — Можешь мне не верить, дело твоё. Но сейчас я рассчитываю на твою преданность, как никогда. Я должна убедиться, что нам не грозит проблема извне. Враг, которого ты знаешь, не так опасен, как тот, что скрывается в тени. Позволь… — Впервые не приказывала и не требовала, а просила. — Позволь просто поговорить. Даю слово, что не наврежу ей.
— Нет, — процедил он, закуривая. Надеялся, что крепкий дым успокоит, как бывало всегда. Но сейчас вишневые клубы только раздражали. — Это не обсуждается.
— Если мы не сделаем это сейчас, ты и я…. — Аида устало облокотилась на край, медленно затягиваясь. — Захотят другие. И ты знаешь, что на их слово можно не рассчитывать. Я действительно понимаю — ты стремишься ее защитить. И поэтому предлагаю тебе лучший вариант.
— Тогда почему не обратилась напрямую? — не выдержав, парень отхлебнул из графина и одарил повелительницу еще одним злым взглядом. — Зачем устроила этот цирк?
— Я и представить не могла, что ты её… любишь, — в глазах у нее горькая печаль. Не та, с которой смотрела на вечно недовольную Кору или излишне упрямого Эдриана. — И мне жаль, Мёрфи. Потому что я надеялась, что хотя бы тебя обойдет это проклятье. Мы сильны, мы бессмертны, безупречны в своем могуществе, но, как и все живое, имеем слабости. И нет ничего опаснее для бога, чем любовь…
Кивнув, он поднялся и, посмотрев на Аиду по-новому, закрыл за собой дверь. На удачу, байк оказался припаркован у клуба, закрывая вопрос с транспортом и открывая десяток новых. Но ему не было дела до царапин и вмятин на любимом мотоцикле. По-хорошему, ему было плевать.
За две недели в кампусе не изменилось ничего и поменялось все: первые пару лет искренне не понимал театральной игры в студентов, но, попробовав футбол, привык и даже по-своему привязался к колледжу с его вытоптанными газонами и вечно гудящей трансформаторной будкой у парковки. Сейчас же хотелось спалить чертово место, потому что там, за колокольней, стояло самое ненавистное здание во всем городе. Проскочив мимо вечно дрыхнущей вахтерши, поднялся на второй этаж и, брезгливо переступая через разбросанные по коридору бабские вещицы, добрался до самой ненавистной двери во всем мире. Нога просилась вынесли чертову деревяшку, но пугать ни в чем не повинную Купер было стыдно.
После нескольких коротких ударов щелкнул замок и в проеме показалось недовольное лицо. Черные глаза недобро блеснули, но, наткнувшись на усталый прищур, померкли.
— Ты опоздал, — прошептала Вивиан, отступая.
Сердце пропустило пару ударов — перед глазами вновь замаячила мерзкая ухмылка Сибил, которая вполне могла решить, что любое дело нужно доводить до конца. Следом появилось озадаченное лицо Маршала и его вечное «я просто хотел, как лучше». Потом — холодный рыбий взгляд Коры, как обычно решившей без долгих раздумий взять все в свои руки. И под ребрами снова начинает тянуть так, что хочется выйти в ближайшее окно.
Сжав челюсть до скрипа, Мёрфи прошел внутрь и замер: всегда уютная и пахнущая тихой спокойной радостью комнатенка исчезла. Вместо нее чужое место, из которого будто вытянули всю жизнь — опустошенная, выпотрошенная и оставленная гнить на солнце. На кровати Сары — раздетый матрас, мерзнущий без мягких одеял, которыми она укрывалась с головой. Вокруг голые стены — кучи распечаток, карт и переводов, исписанных разноцветными маркерами, словно сдуло ветром. Маленький вечно заваленный книжками стол у окна — стерильно чист и лупит пустыми глазницами ящиков.
— Она уехала сегодня утром, — курившая только после бутылки вина или стопки текилы, Купер приоткрыла форточку и пристроилась на подоконнике, щелкая дешевой пластиковой зажигалкой. Раз, другой — все бестолку, потому что Вив в стельку. — Взяла отпуск до конца семестра, собрала сумку, оттащила барахло на склад и финита. Мы теперь с тобой оба… брошенные.
Он распахивает перед ней дверь и помогает выбраться из машины. Всегда ловкая, сейчас Сара похожа на куклу — глаза перевязаны украденным из мужской раздевалки попугайским галстуком, а рука в бандаже не оставляет и шанса на подобие координации.
— Так, принцесса, аккуратнее. Еще день в этой жуткой больнице мы оба не переживем, — он бережно подводит дрожащую девушку к каменным ступенькам дома на 163-й улице, тушит сигарету и по привычке прячет окурок в карман. В другом быстро нашаривает ключ: на брелоке маленькая металлическая лисичка — увидел в магазине и взял, не раздумывая. Идея, что неплохо бы приложить к фигурке что-нибудь ещё, например, квартиру, пришла чуть позже. — Готова?
— Да, — еле слышно отзывается Сара. Последние три недели она разговаривает только так, но ему неважно: главное, что говорит.
Дрожащей рукой стягивает с ее лица повязку и отходит на метр для лучшего обзора. После «Кавасаки» он вошел во вкус и скупал все, что видел: новые шлемы, мягкие удобные перчатки без пальцев, большие теплые шапки для вечно непокрытой головы, книжки и наушники. И всякий раз наслаждался невероятным зрелищем: принимать подарки принцесса научилась, пусть и не сразу, но от привычки прятать огромные голубые глаза и смахивать непрошеные слезы так и не избавилась.