— То же, что и всегда, — не знай она, что за чудище прячется за маской, могла бы подумать, что он мягко улыбается.
— Я никогда не стану частью твоей труппы, — в паузах между словами девушка нервно прикидывала на скольких уродцев хватит патронов. — И ты это знаешь.
— «Никогда» не то слово, которым могут разбрасываться смертные, как считаешь? — усмехнулся Человек, поднимаясь. — Время стирает всё, стоит только ему позволить. Воспоминания, планы… принципы. Перед этой стихией не выстоит ничто. — Его шаги были неспешны, спокойны, но вот он уже склоняется над ней и одним ловким движением вытаскивает «беретту» из кобуры. Быстрый взмах руки и из ботинка исчезает острый нож. Наслаждаясь побелевшим лицом, он невесомо провел по светлым волосам рукой и медленно отстранился. — У меня нет для тебя маски, Сара. Вместо этого я предлагаю свою верность и бессмертие в придачу.
У нее остался еще один нож — небольшой перочинный, надежно спрятанный в потайном кармане. Последнее средство на случай проигрыша.
— Порой отсутствие выбора лучшее, что может случиться, — продолжая, бессменный мучитель отходит к ширме и медленно перебирает пальцами пышные юбки, предвкушая, как несговорчивая девчонка будет затягивать корсет на узкой талии, а он — рвать атласные завязки. — Уверен, со временем ты это поймешь. Все понимают…
Студентка до последнего надеялась, что перочинный ей не пригодится, но теперь, осознавая, какую именно роль в шапито ей приготовили, вспоминала, с какой стороны находится сонная артерия. Единственное, что ещё грело замершее сердце — проведённое с Мёрфи утро. Хитрый прищур желтых глаз и горячие руки, выводящие мудреные узоры на ее обнаженном теле… твердое «ты больше не одна».
И теперь Сара понимала истинное значение этих слов: даже сейчас, в зияющей пустоте она чувствовала его запах, слышала биение сильного сердца и хрипловатый голос. Представляла, как он ловко вертит в длинных пальцах дымящуюся сигарету, как на тонких губах играет лукавая улыбка. Как…
— Чем быстрее ты это примешь, тем проще будет, поверь, — Человек в маске продолжал что-то говорить, но девушка уже не слушала, незаметно вытаскивая острое лезвие.
«Если все рассчитать — будет почти не больно»
Но рука в кармане замирает, потому что вдалеке слышатся испуганные вопли. Саре на миг показалось, что жуткий треск издает красно-белая ткань, но нет — то был иной звук, сдобренный хрустом костей. Лучшая симфония из тех, что она слышала. Лучшая, потому что уже догадывалась, что за дирижер управляет оркестром. Она больше не была одна.
— Там тебя не ждет ничего хорошего, — выливая остатки вина в бокал, буднично бросила студентка, изучая темную жидкость в стекле: поняв, что снаружи творится что-то неладное, монстр осторожно направился к выходу. — Порой отсутствие выбора, лучшее, что может случиться. Думаю, теперь я понимаю…
— Что ты хочешь сказать, Сара? — медленно вернувшись к столу, он облокотился на край, вздрагивая с каждым новым воплем. Пошатнувшееся самообладание вернулось под маску, и он небрежно задул одну из свечей. Уродцев было не жаль, а в своей силе он не сомневался. — И что же меня там ждет?
— Я больше не одна, — одним уголком улыбнулась первокурсница, вновь закуривая. — А тебя ждет банальная и весьма бесславная смерть. Хотела бы сказать, что мне жаль, но, сам понимаешь, не могу.
Человек приблизился и внимательно вгляделся в бесстрастное лицо, ища на нем следы блефа или безумия, что запросто могло овладеть светлой головой. Не найдя ни первого, ни второго, с сомнением покосился на занавес и вновь повернулся к развалившейся в кресле девушке. Если раньше выбранное положение было лишь слабой провокацией, то сейчас затянутая в кожу фигура действительно расслабилась.
— Простому человеку не под силу убить меня, Сара, — тихим шелестом в шатре разнесся самодовольный смех. — Сколько бы друзей за тобой не пришли, они найдут здесь лишь свою погибель.
— Жаль, что ты не покопался у меня в голове внимательнее, — задумчиво пожевала губами девушка, поднимаясь. Она впервые собиралась сказать это вслух и набиралась смелости. Стоит только произнести, все станет реальным. Глубоко вдохнула, пряча нервную дрожь в карманах. Окончательно принимая эту реальность, улыбнулась. По-настоящему. Искренне. Широко. — Даже захоти я остаться здесь, ничего бы не получилось. Так вышло, что мне посчастливилось встретить… бога.
В этот миг больше всего студентка жалела, что не может видеть сквозь чертову маску — за зрелище, что скрывалось под куском раскрашенного папье-маше, была готова отдать многое.
Человек хотел было сказать что-то, но жуткий грохот не дал ему такого шанса. Полосатая ткань с треском разошлась.
Сара не знала, что ожидала увидеть за изодранной в клочья бело-красной тряпкой: молнии, голубое пламя, или сияющие мечи, но почему-то представляла что-то ослепительное.
Но не было ни экзомиса{?}[В Древней Греции отрез из грубой ткани, заложенный складками на левом плече.
], ни электрических разрядов, ни крылатых сандалий. Лишь оглушающий рёв и живой огонь.
И внезапно все нервные разговоры, что Мёрфи безуспешно заводил раз за разом, обрели смысл: добрую половину шатра заполнила огромная трёхголовая собака. Каждая пасть скалилась острыми зубами, и на пол стекала кровавая слюна. Мощная грудь и когтистые лапы были испещрены горящими прожилками. Первокурсница не раз видела изображения стража Аида, но ни одна из репродукций не могла передать невероятный жар и страх, что исходил от адского пса.
Левая голова быстро оценила обстановку, средняя зарычала, а правая свирепо принюхалась.
И если бы первокурсница могла отвести взгляд от Цербера, то наверняка заметила застывшего Человека. Ни театральных жестов, ни высокомерного смеха, ни гротескных монологов: онемев от ужаса, монстр в маске смотрел в глаза своей смерти, той самой, о которой предупреждала непокорная девчонка, — банальной и весьма бесславной.
Не успела Сара захлопнуть открывшийся рот, как по шатру разнесся нечеловеческий вопль и вот на полу валяется изломанная куча цирковых тряпок, окрашивая солому в красный. Цербер сплюнул ядовитую кровь и глубоко вдохнул, для проверки потеребив огромной лапой безжизненное тело.
Наконец, все три головы обернулись к застывшей девушке и в каждой паре горящих глаз она увидела… печаль. Девушка стояла, боясь пошевелиться, но, наконец, выдохнула, медленно приближаясь. Цербер напрягся, но не шелохнулся, словно ждал приговора или плети.
— Слава богам, это ты! — чтобы посмотреть на головы, ей пришлось задрать свою. Удивленный адский пес присел и недоверчиво склонился к бледному лицу. — Ты даже не представляешь, как я рада…
Сара осторожно подняла руку, спрашивая разрешения, и, не встретив сопротивления, погладила сначала среднюю, а затем остальные морды, всматриваясь в три пары замерших глаз. И теперь первокурсница поняла, что он напуган куда сильнее, чем она сама.
— Все хорошо, Мёрфи, не бойся, — решившись, она встала на носочки, и невесомо чмокнула влажный нос. — Все правда хорошо.
И верила каждому сказанному слову: страха больше не было — впитался в соломенный настил вместе с ядовитой кровью самого жуткого чудища из тех, что носила земля.
Студентка разглядывала блестящую черную шкуру, испещренную огненными прожилками, и с каждым новым вздохом понимала, что безопаснее и теплее, чем в когтистых лапах ей не будет нигде. Смотрела в три пары горящих адским пламенем глаз, и видела только одно…
По телу Цербера прошла дрожь: крайние головы медленно растворились, а средняя приобрела привычные очертания. И вот уже спустя пару мгновений перед ней стоял он — кожа еще сохраняла темный цвет, но на груди уже проступили знакомые собачьи черепа. Глаза по-прежнему смотрели настороженно, словно в любой момент девушка могла выкинуть какое-нибудь безумство. Но Сара только прижалась к застывшему парню, согревая замерзшие руки.
— Я так счастлива, что это ты… — раз за разом повторяла она, пока, наконец, не перешла на бессвязный лепет. По холодным щекам лились слезы, и она прятала лицо, силясь дышать глубже, чтобы не смутить его еще сильнее. — Я так рада…