Выбрать главу

Знакомая музыка огастинского автомобиля всегда была слышна издалека, и, когда машина подъехала, дворецкий уже стоял перед дверью. Дворецкого звали Уонтидж.

Это был худощавый, преждевременно поседевший мужчина с глазами слегка навыкате по причине базедовой болезни.

13

Полли радостно, но чуточку церемонно поздоровалась с мистером Уонтиджем (по указанию матери он был для нее мистер Уонтидж). Едва войдя в дом, Полли тотчас уселась на краю большого бухарского ковра и принялась ждать, ибо, как всегда, по возвращении домой она желала, чтобы ее немедленно отвезли на санках, запряженных храпящей упряжкой в лице мистера Уонтиджа, прямо на Северный полюс, через все ледяные паркетные просторы большого зала.

Ибо теперь в замке Мелтон не существовало больше открытого квадратного двора, по которому даже в дождь сновала туда и сюда мелтонская челядь. Одному из Уэйдеми, жившему уже в Викторианскую эпоху, не понравился такой образ жизни — под открытым небом. Вдохновленный видом лондонских вокзалов и Пэкстоновского Хрустального дворца, он приказал покрыть весь огромный квадрат двора куполом из стекла и стали. Вот каким образом в центре дома образовалось огромное, почти в квадратный акр величиной, устланное паркетом пространство с разбросанными кое-где восточными коврами, заменившими прежние газоны и мощенные плитами дорожки. А в глубине, у подножия каменных ступеней, ведущих в парадные покои и верхние комнаты замка, возле старого каменного столба с кольцом — бывшей коновязи — стоял концертный рояль.

Помещение это именовалось ныне бальным залом. Редкий замок в Англии мог похвалиться бальным залом хотя бы вполовину столь внушительных размеров. Семейная легенда гласила, что на одном из празднеств во времена королевы Виктории, на котором присутствовал принц Уэльский с супругой, в зале этом танцевало две тысячи пар. Но свет по-прежнему лился в этот огромный зал со стеклянного неба над головой. Древние каменные стены по-прежнему оставались неоштукатуренными. Окна замка и даже балкончики по-прежнему глядели в зал. И только закованные в латы руки, выступавшие из стен в промежутках между этими окнами и балкончиками, сжимали в своих одетых в железные рукавицы дланях уличные электрические фонари, ибо Мелтон был одним из первых домов в Великобритании, применивших новый вид освещения — электричество, использовав для получения тока собственную водяную мельницу.

Хотя Полли и Уонтидж отправились, как мы знаем, искать Северный полюс, нашли они, прибыв в противоположный конец зала, только Минту, служанку. Минта мгновенно подхватила на руки Полли, и Полли спокойно ей подчинилась, потому что она всегда была послушна, когда чувствовала себя счастливой, а сейчас она была переполнена счастьем, переполнена до краев.

Как только Минта завладела Полли, а Огастин пошел вымыть руки, Уонтидж обеспокоенно зашагал в столовую. Ему хотелось самолично убедиться в том, что на буфете приготовлено решительно все, что могло потребоваться мистеру Огастину для его одинокого завтрака. Уонтидж давно уже по опыту знал, что, хотя Огастин предпочитает, чтобы ему никто не прислуживал за столом, тем не менее он бывает чрезвычайно недоволен, если ему приходится звонить и просить, чтобы подали что-либо упущенное из виду. Если уж это сейчас, в двадцать три-то года, не раз думал Уонтидж, так что же будет в пятьдесят три? «Всех заставит ходить на цыпочках, поджав хвост, уж будьте покойны!» — предрекла как-то миссис Уинтер. Если не женится, конечно.

Уонтидж поправил вилку, которая лежала как будто немного косо: все остальное было вроде бы в порядке.

Часы показывали время, положенное для отдыха, и Уонтидж мог бы сейчас дать своим ногам покой. Но надо было еще позаботиться о чемодане мистера Огастина! Проходя через людскую, Уонтидж самым ядовито-ледяным тоном приказал похожему на пасторального пастушка мальчишке-лакею взять из автомобиля чемодан мистера Огастина и отнести его по черной лестнице наверх.

Ядовито-ледяной тон ровно ничего не означал: это был просто педагогически правильный способ обращения Старших Слуг к Младшим (по правде говоря, Уонтидж питал даже некоторую слабость к Джимми и надеялся сделать из него со временем вполне приличного помощника дворецкого). Тон этот значил так же мало, как благожелательно-почтительный тон, каким он всегда разговаривал со всеми представителями благородного сословия — по его наблюдениям, они были по большей части либо дураки, либо никчемные, опустившиеся пьяницы. Правда, они умели держать слово, но вели себя, как избалованные дети…

Впрочем, далеко не все дети были избалованными — вот уж чего нельзя сказать про нашу маленькую мисс Полли! Ее няня — другое дело, вот она действительно избалованная особа! Эта миссис Холлоран — прямо божеское наказание… И Минта, ее помощница, норовит во всем взять с нее пример. А ведь маленькой сучке едва сравнялось восемнадцать! Ну, что вы скажете! Отшлепать бы ее ночной туфлей по заднице, глядишь, сразу бы поумнела!

Миссис Уинтер придерживалась такого же мнения относительно этих двух особ, но в соответствии с правилами детская была автономным, самоуправляющимся государством, для которого даже рескрипты экономки были не указ.

Поясница Уонтиджа давала себя знать, однако прежде надо было распаковать этот чемодан, а потом уже можно и отдохнуть.

Понятие «свободные часы» теперь, после войны, утратило всякий смысл, так как людей не хватало повсюду. В былое время, помнится, здесь держали четырнадцать лакеев, а теперь — стыдно сказать — в Мелтоне дворецкий сам должен исполнять обязанности лакея при джентльменах, приехавших погостить! У миссис Уинтер вон столько девчонок под началом, а у него один этот бедняга Джимми, так поди попробуй не урони свой авторитет в ее глазах!..

Правда, эти девчонки… Миссис Уинтер, в ее черном шелковом платье, с ключами у пояса, вообще не ставит их ни в грош. Но что поделаешь, если теперь дворянство (настоящее дворянство, а не разбогатевшие за войну выскочки) так низко пало, что всю домашнюю челядь у них заменили девчонки. Да что говорить: в некоторых домах — и притом вполне почтенных — теперь даже позволяют женщинам чистить серебро! Горничные в парадных покоях!.. Благодарение богу, Мелтон еще не пал так низко.

И вообще какой теперь смысл стоять во главе всех слуг в доме, когда у тебя в подчинении нет ни одного слуги, только служанки? Вот это-то и уязвляло. За стенами дома — там еще есть два лесничих, охранник при водных угодьях, плотник; в саду еще держат шестерых работников и троих — на конюшне (даже не считая изгнанного оттуда Триветта). А домашнюю челядь свели, можно сказать, к нулю, вот что несправедливо.

Убожество! Хозяину следовало бы помнить, к чему его обязывает положение сэра Уэйдеми из Мелтон-Чейза…

Вставляя запонки в белую вечернюю рубашку Огастина, Уонтидж глубоко вздохнул, вздох перешел в икоту, и в пищеводе появилось противное ощущение изжоги. Одно красивое название — вот к чему свелось все его продвижение по службе, с тех пор как он пошел в услужение к господам.

14

Когда Уонтидж получил наконец возможность отдохнуть, он на этот раз отправился не к себе в буфетную, а в комнату экономки и опустился в удобное глубокое кресло, поближе к растворенному окну.

Миссис Уинтер сидела возле камина на твердом стуле с прямой спинкой, накрытом куском цветастого ситца. Она сидела выпрямившись, сложив руки на коленях. Миссис Уинтер никогда не разрешала себе разваливаться на стуле, словно у нее никогда не возникало такого желания, даже если бы ей позволил корсет. Уонтидж внимательно присматривался к ней. Выглядела она так, словно ее отлили когда-то в форму и она навсегда застыла в ней. Разве что форма становилась чуть-чуть тесновата, но до того, чтобы расплыться, дело еще не дошло. И вместе с тем «формы», конечно, уже не те. Трудно даже поверить, что «миссис Уинтер» была когда-то Мэгги, тоненькая, длинноногая младшая горничная, охочая, как все, похихикать и повозиться с парнями.