Теперь мне оставалось только ждать. Но ждать пришлось недолго. На следующий же день Бринк объявился в борделе, заказав меня на всю ночь до утра.
— Вас так долго не было, господин, — ластилась я к нему, но он ьолько рассеянно ответил на поцелуй. — Вы обещали вернуться на следующий день после праздника…
— Возникли кое-какие проблемы, — ответил он уклончиво,
«Знаю, с драгоценной жёнушкой», — захихикала я про себя, но напоказ грустно вздохнула и положила руку пониже пряжки поясного ремня Бринка, наглаживая мужское достоинство.
— Что бы ни случалось, — сказала я проникновенно, — не беспокойтесь, господин, я вас утешу.
— Да, — вздохнул он не менее грустно и горько, — утешь меня.
— Вы кажетесь таким расстроенным, — намурлыкивала я ему на ухо, пока раздевала — снимала с него камзол, потом рубашку, и всё это медленными, чувственными движениями, оглаживая по спине и плечам. — Это хозяин расстроил вас? Повысил плату за ночь?
— И это тоже, — невесело усмехнулся он, — Тюн, проходимец, своего не упустит. Сразу понял мой интерес.
— Он такой, — поддакнула я, — любит разорять благородных господ. Вот с господина Мерсера он взял…
— Не надо про Фрэна! — расхохотался Бринк уже по-настоящему, упоминание о победе над другом сразу улучшило ему настроение. — Это было забавно, когда он носился по всем нашим общим знакомым и занимал деньги, чтобы попасть к тебе. К концу недели, может, соберет.
— Он так беден? — распахнула я удивленно глаза. — Но ведь король отличает его…
— Отличать — одно, а награждать — совсем другое, — презрительно сказал Бринк, позволяя мне расстегнуть пряжку и спустить с него штаны. — Ну, получил Фрэн орден королевского отличия — и что? Это прибавило ему доходов? Нет. Мечом и кулаками махать — тут он мастер, а вот пораскинуть мозгами, — он постучал себя указательным пальцем по лбу, — это тяжеловато для нашего доблестного генерала. Поэтому у меня капиталы в банках и куча облигаций на недвижимость в столице, а у него — один старый дом и ржавый меч в ножнах, прогрызенных мышами.
Я слушала его, поддакивала и согласно кивала, но про себя думала: сколько же надо иметь ненависти и зависти, чтобы вот так пытаться насолить человеку, которого называешь своим другом, да ещё злорадствуя, глядя на дело своих трудов? Люди — странные существа. И они ещё называют нас, лисиц, подлыми и коварными! Трижды «ха-ха»!
Одновременно я сняла с Бринка сапоги, а затем и подштанники, раздев догола. Он упал спиной на постель и заложил руки за голову, уставившись в потолок и предоставив мне «утешать». К чему я и приступила.
Сев на него верхом, я начала тереться лоном о мужской член — ещё мягкий, бессильно лежавший, похожий на сонную сытую змею. Но мне предстояло пробудить в этой змее голод, который потом нужно было утолить.
— Бедный, бедный господин Барт, — нашептывала я, потираясь об него и сама загораясь от этих прикосновений, — как бы я хотела помочь вам, избавить вас от всех тяжелых дум…
Постепенно член начал отвердевать, а Бринк проникся моими «утешениями». Он уже смотрел не в потолок, а на меня, и в глазах загорелись звездочки — верный знак, что мои утешения ему по душе. Ну или по члену — если говорить точно.
— Все женщины — обманщицы, — изрёк Бринк трагическим тоном.
Наверное, он рассчитывал, что шлюха из борделя бросится разуверять его в этом, чтобы польстить самолюбию клиента, но я только усмехнулась:
— Точно, мы такие, — ответила я ласково, потираясь о него всё с большим жаром, и между нами уже всё было влажно — и от моего желания, и от желания клиента. — Но с этим надо смириться.
— Смириться? — на этот раз усмехнулся он.
— Как же иначе? Придется вам, серьезным и суровым мужчинам, принимать нас, женщин, такими, как мы есть. Иначе вам будет очень, очень одиноко.
— Такими, как есть… — взгляд его опять затуманился, а потом он отрывисто сказал: — Жена изменила мне.
— Госпожа Сесилия? — спросила я осторожно.
— У меня только одна жена, — произнес он с досадой. — Отомстила мне, проклятая баба. Теперь весь город знает… — он резко замолчал и закрыл глаза.