— Кобура для кошек и медведей. Крокодилы не боятся.
— Тогда почему нож в ножнах? — спросила она, указывая на бархатную ленту вокруг его бицепса.
— Потому что я предпочитаю бриться на моих условиях, — ответил он с ухмылкой. — Ты задаешь все эти вопросы, чтобы отвлечь меня?
— Кто, я? — Она широко раскрыла глаза.
Виктор усмехнулся, и Рене словно онемела, когда, отложив нож в сторону, он положил руки на застежку джинсов. Мысль о том, что через мгновение она увидит его во всем его великолепии, чуть не лишила Рене чувств. Между ног стало влажно от возбуждения, и ее сердце сильно забилось.
Не отрывая взгляда от его медленного стриптиза, она даже не моргнула, когда Виктор расстегнул пуговицы, открывая темную ткань трусов, скрывающую выпуклость.
— Обязательно пялиться? — зарычал он.
— Я бы записала это на видео, если бы могла.
Он застонал.
— Я умру с тобой.
— Надеюсь, что нет. Ты дал мне обещание.
— Обещание, которое мне будет трудно сдержать, если ты будешь так на меня смотреть. Только у крокодилов есть столько терпения.
— Тогда перестань тянуть время.
Мгновение спустя он сбросил штаны, стянул трусы и вот уже стоял во всем своем великолепии, обнаженный и прямой.
Чувствуя слабость в коленях, Рене прислонилась к дереву.
— Ты очарователен, — вздохнула она.
— А мы не можем выбрать что-нибудь более мужественное, например, «ты красивый» или «ты такой страшный»?
— Но ты очарователен.
И каждый его мускул был предметом ее восхищения. Идеальное сочетание широких плеч, груди, узких мускулистых бедер. Даже его член, покачивающийся, толстый и, да, устрашающего вида, был прекрасен. Жар, пульсирующий в ее венах, усилился.
— Твоя очередь, — ответил Виктор хриплым голосом.
Рене выдержала его взгляд, и сердце ее дрогнуло, когда его прищуренные глаза вспыхнули страстью.
Медленно, так же дразняще, как и он, она разделась, и обжигающий взгляд его глаз плавил ее кожу, заставляя ее задыхаться. И это они даже не прикоснулись друг к другу.
Когда она оказалась перед ним обнаженная, Виктор только с трудом сглотнул… молча. Она ждала, что он что-нибудь скажет. Или лучше сделает что-нибудь. Например, прикоснется к ней. Поцелует ее. Займется с ней любовью. Что угодно.
Когда он наконец подал голос, она напрягла слух.
— Совершенство, — сказал он тихим шепотом.
Рене покраснела.
И все же он не двигался. Не давал ей того, что обещали его тело и глаза. Похоже, ей придется силой заставить его подчиниться.
Покачивая бедрами в соблазнительной манере, которой она научилась по телевизору, она приблизилась.
Он погрозил ей пальцем.
— Еще нет, моя непослушная лисичка. Сначала нужно принять животную форму.
— Я бы предпочла попробовать принять что-то другое.
Дрожь пробежала по его телу.
— Я пытаюсь тебе помочь.
— Тогда помоги мне. Помоги мне заглушить боль между ног. — Рене не учили светским тонкостям, и она сказала именно то, что пришло в голову.
Он застонал.
— Пока нет. Пока не попробуешь. Я сделаю это первым. Это то, что мы называем полутрансформацией.
Прямо на ее глазах Виктор изменил форму: его человеческая кожа потемнела, и, как она догадалась, стала тверже, когда чешуя покрала его загорелую кожу.
Виктор поднял руки, и его пальцы стали зеленовато-серыми и выпустили когти. Бедра раздулись, и, бог ты мой, сзади появился хвост.
Что касается его лица, челюсть и нос вытянулись в морду, волосы практически исчезли, но те же самые желтые глаза, которые она узнавала, смотрели на нее. Его голос, когда он заговорил, был гортанным и грубым, но не неприятным.
— В этой форме я сохраняю основную часть человеческого облика и могу передвигаться на двух ногах. Моя кожа тверже. Мои рефлексы ускорились. И силы возросли.
Он согнул руку, и на ней появилась внушительная выпуклость мускулов.
— Твой ход.
Рене вздохнула.
— Ничего не выйдет. Но если ты настаиваешь.
Закрыв глаза, она сжала руки в кулаки и изо всех сил пожелала изменить облик. Не то чтобы она не чувствовала свою животную часть, та просто не хотела выходить наружу.
— Ты думаешь о своей лисичке?
Честно?
— Нет. Я думаю, что лучше съем еще немного торта.
— Нужно постараться.
— Почему? Кого волнует, смогу ли я измениться? Почему все так одержимы моей неспособностью?
Виктор снова стал человеком.
— Кто еще пытался тебя заставить?
— Ученые и врачи. Они сказали, что я упрямая. Делаю это нарочно, чтобы испортить тесты.
— И что?