— И что? А я не упрямая. Я просто не могу измениться. Они не поверили поверили. Они перепробовали все. Электрошок. Наркотики, из-за которых я потом так много ела. Один доктор ударил меня несколько раз, когда я не смогла измениться, но, видно, сделал это слишком сильно, я думаю, потому что я потеряла сознание и проснулась в своей камере. Должно быть, его уволили, потому что больше я его не видела.
Прежде чем она успела вздохнуть, Виктор обнял ее, его кожа была прохладной. Он смотрел на нее сверху вниз, хмурый и злой.
— Я убью их всех, — прорычал он, его глаза горели внутренним огнем.
— Почему?
— Потому что они причиняют тебе боль. Я прострелю им коленные чашечки и заставлю ползать. Привяжу их к проводам и пущу электричество. Отравлю их.
— А потом?
— Я убью их.
Рене вздохнула.
— Это так романтично.
Он фыркнул.
— Это было злое обещание мести.
— Я понимаю. Но все равно это почти поэтично.
— Ты сумасшедшая, — сказал Виктор, качая головой. — Но мне нравится.
Улыбка его была почти печальной.
— Значит, я тебе нравлюсь? — Она затаила дыхание, как только слова сорвались с ее губ. Ответит ли он?
Ему потребовалось время, чтобы ответить, и с каждой секундой молчания сердце Рене сжималось.
— Да, — наконец сказал он так тихо, что она едва не пропустила эти слова. — Не следовало бы, но помоги мне болотный бог, да.
Ее сердце рвануло вперед.
— Неужели? Ты говоришь это не потому, что тебе меня жаль?
— Я бы не стал лгать о таких вещах. Особенно тебе.
— И что это значит?
— Что это не меняет того факта, что ты еще слишком молода для меня и что моя работа — защищать тебя.
— Я слышала, что мальчики взрослеют медленнее девочек, по крайней мере, так утверждает Миранда. Если это так, то мы не так уж далеки друг от друга. На самом деле, — она крепче прижалась к нему. — Мы где-то примерно наравне. И я не могу придумать лучшего способа защитить меня, чем быть с тобой.
— Ты не знаешь. Ты не видела мира. Есть намного лучшие перспективы, чем старый крокодил, который не может научиться новым трюкам.
— Но у них нет опыта, чтобы защитить меня. Нет опыта заботы о моем теле.
Он застонал.
— Ты не сдаешься.
— Так сдавайся ты. Пожалуйста, Виктор. Научи меня. Дотронься до меня. Покажи мне, что значит чувствовать мужчину внутри себя. — И не просто мужчину, а Виктора, единственного мужчину, который пробудил в ней желание и заставил говорить глупости.
— А если нет?
Она провела пальцем по его груди, ее гладкость завораживала.
— Неужели ты действительно меня оттолкнешь?
— Я не тот человек, который тебе нужен.
— Ты единственный для меня, — прошептала она. — Неужели ты не понимаешь? Никто другой никогда не заставлял меня чувствовать, что все мое тело в огне. Никто другой не заставляет меня чувствовать себя в безопасности и… красивой. Только ты можешь заставить меня умолять. Не позволяй мне вернуться в тюрьму, не попробовав того, что можешь дать только ты.
— Ты не вернешься. Никогда. Я клянусь, — проворчал он. — Я убью любого, кто попытается тебя вернуть.
— А что, если я просто умру? Что, если меня предаст мое собственное тело?
— Я этого не допущу.
Грустная улыбка тронула губы Рене.
— Ты не можешь остановить это. Никто никогда не сможет стереть то, что было сделано со мной и другими, или обратить вспять последствия. Я могу прожить сто лет или умереть прежде, чем закончится эта ночь. Ничто из того, что вы все делаете или обещаете, не может изменить этого. Но ты можешь дать мне кое-что. Покажи мне, что значит быть женщиной во всех отношениях. — Рене подняла блестящие от слез глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. — Покажи мне удовольствие наравне с шоколадным тортом, сюрпризами и всем таким же интересным.
И снова грустная, но нежная улыбка изогнула его губы.
— Я лучше любого торта.
— Докажи это.
Виктор все еще колебался, и она поцеловала его, вложив в объятия всю свою страсть, желание, привязанность к нему. Отвергнет ли он ее? Он…
К ее восторгу, со стоном капитуляции он сдался. Он поцеловал ее, губы скользнули по ее губам и завладели ими. Крепко целуя ее, он превратил тело Рене в полыхающий костер.
Охваченная ощущениями: от его языка, скользящего по ее языку, его рук, блуждающих по всему ее телу, она не заметила, как он уложил ее на подстилку из травы. Рене наслаждалась тяжестью, твердостью его тела, когда он накрыл ее, бедра сами собой раздвинулись, чтобы он мог устроиться между ними.
Он целовал ее, как голодный от страсти мужчина, встречая ее страсть и оставляя ее жаждущей большего. Не зная, что делать со своими руками, она ухватила его за плечи, чувствуя, как напрягаются мышцы под ее прикосновением, как его кожа нагревается, чтобы соответствовать ее… и это доставляло ей удовольствие. Что касается твердого члена между его ног… он пульсировал, горячий и возбужденный, прижатый к ее бедрам, зажатый между их телами… Так любопытно.