И не сбывается, и даже не надеется.
- Что не так-то опять? - не сдаётся. Нет, не порвался ещё психолог.
- Меня достало, что вы все превращаете мою жизнь в уродский цирк.
- А ты сам разве в этом не виноват больше остальных? - снова улыбается. - Твоя жизнь, твои правила.
Я забыл, у кого ружьё. А кто лисичка. Ай-яй-яй.
- Но тебя я не звал.
- Я вообще-то хочу забрать тебя отсюда, - аргумент. - Из этого уродского цирка.
- Не надо меня забирать. У меня два раза в месяц бенефис, - и я тоже неплох.
- Ты серьёзно это сейчас? - кажется, мне удалось её задеть. Она опирается о дверной косяк, сложив руки на груди.
- Ты не поверишь.
- Но это же бред, Алекс, прекрати, - она начинает возмущаться.
- Нет, я слишком дорого заплатил, чтобы никого из вас больше в моей жизни не было. Включая тебя.
- То есть тебя напрягает, что я общаюсь с ребятами раз в полгода...
- Я семь лет о них не слышал, и надеюсь, когда ты продашь эту квартиру и свалишь, больше не услышу никогда. В том числе и о тебе.
- Я тебя не понимаю. Ты так цепляешься за своё несчастье, - она, видимо, давит на жалость, но мне себя не жалко. Не вообще - вообще, жалко, конечно - но сейчас, на кураже, я чёртов камикадзе.
- Как хорошо, что ты ничего не понимаешь в несчастьях, милый ребёнок, - и правда хорошо. - Поэтому собирайся и лети обратно в Стокгольм, где все счастливы. А несчастные тут сами разберутся, без вас.
- Что ты такое говоришь, - отлично, растерялась.
- Правду, - о да, детка. - То, чего ты от меня хотела.
- Я тебе не ребёнок, - да что ж ты будешь делать с ней, а. - И уеду отсюда тогда, когда мне надо. А будешь бегать от меня - догоню и в угол поставлю.
В угол ты меня поставишь. Загонишь. Да, в принципе, уже.
- Тебе не надоело разрушать мою жизнь? - моя очередь давить на жалость ко мне. Почему бы и нет.
- В твоей жизни нет ничего такого, что было бы жалко потерять, - о, я узнаю эту логику. Привет, Марат.
- Брат бы тебя не одобрил, - жестокость за жестокость.
- Марат был жестоким самодовольным подонком, как и вся ваша компашка, - она поворачивается ко мне спиной и идёт к окну. Прячет лицо? - Кроме тебя, наверное. И мне плевать на его одобрение.
Останавливается, поворачивается снова вполоборота. Карина-охотница. У меня есть последнее слово.
- А на моё одобрение тебе не плевать?
- С тобой разберёмся, но в целом - да, и на твоё тоже плевать, - она поворачивается спиной. - Платье расстегни.
Вот и поговорили. Теперь она собирается меня трахнуть - берёт от жизни всё. Как и её брат. Когда был жив. Нет, Карина, всё закончится здесь и сейчас. Всё закончится.
Когда враги сдаются обессилено,
Когда друзья уходят обезличено,
Что хочешь делай - только не беси меня.
Не нарушай течение привычное.
- Ну? Я долго ждать буду? - она груба и нетерпелива.
У раненой лисы есть один трюк, зачастую спасающий ей жизнь, если охотник неопытный. При лёгком ранении лиса кубарем летит через голову и картинно прикидывается мёртвой. А когда стрелок подходит за трофеем, не перезарядив при этом ружьё, лиса подрывается и убегает у него из-под носа. Если есть силы. У меня есть силы. Не те, что раньше, но на одну маленькую дрянь хватит. И я очень старая, грустная и нервная лиса, которую всё достало. Трофеев не будет.
Я не реагирую на её окрик, жду, когда она начнёт поворачиваться. И она поворачивается, на лице лёгкая гримаса раздражения. То, что надо - я иду к ней. Она улыбается и отворачивается обратно, довольная собой. Не кульбит через голову, конечно, но я староват уже для этой акробатики. Главное, что поверила. Я кладу ей руки на плечи и тихонько сдавливаю. Она поднимает голову - думает, что сейчас я буду целовать её шею. Не буду. Извини, сестрёнка.
Правой - за горло, левой - нос и рот, приём для бесшумного снятия часового. И взятия в плен. Спасибо лейтенанту Якимовичу за базовый курс АРБ. В этот раз у неё не выйдет изодрать меня - я всё рассчитал, и я нападаю. Неожиданно. Она отчаянно вырывается, впивается ногтями мне в правую руку - это чертовски больно, но я сжимаю зубы и тяну её на себя. Заколка-крабик впивается в плечо, но я терплю и это. Вот когда пяткой под колено от неё получаю - тут да, вырывается сдавленный стон. Но я не выпускаю её, нет, не сейчас. Потерпи, девочка, скоро всё закончится. Больно не будет. Потерпи.
Она всё-таки затихает, но ногти так и остаются в моей руке. Больно, поэтому аккуратно вынимаю, пальчик за пальчиком. Выступает кровь, достаю платок, вытираю её пальцы, затем на всякий случай обсасываю и снова вытираю - теперь порядок. Закрываю ранки платком и плотно подворачиваю рукав - вроде и кровь остановил. Ну что ж, заканчиваем. Аккуратно беру Карину на руки и иду к распахнутому окну. Во дворе никого, все дома под кондеями, видимо. А у Карины нет кондиционера - здесь вообще много лет никто не жил. Ну что ж, тем больше похоже на несчастный случай - от жары стало плохо, закружилась голова, и вот. Ставлю Карину на подоконник, она всё ещё без сознания. Последний шанс остановиться. Нет - поднимаю её почти вертикально и толкаю вперёд. Через пару секунд она уже на асфальте внизу. Я же говорил - больно не будет.
Мне дальше доживать с другими гадами,
Что от себя ползти хоть к чёрту рады бы.
За тридцать - и впустую звёзды падают,
Никто не хочет ничего загадывать.
2.
Наяву иногда тоже снятся кошмары.
Мне с недавнего времени это известно.
Я хотел бы работать в Аду кочегаром.
Да, наверное, занято теплое место.
Она лежит на асфальте, ноги неестественно изогнуты, рука тоже явно сломана, вторая скрыта под телом. Это уже не Карина, не единственная девочка на свете, которая меня любила и тащила эту свою любовь через годы, страны, моря, университеты и чёрт еще знает что - это просто труп, кусок мяса. А потому что я это всё с размаху об асфальт. Может быть, единственное, чему я в жизни научился - это брать что-то и с размаху об асфальт. Большой ребёнок, как и Карина. Только она капризный и жестокий ребёнок, а я тупой и жестокий. Люди собираются, кто-то вызвал скорую. Все смотрят на неё, а на меня всем плевать. Как в жизни, так и в смерти. Я могу даже не прятаться, я мистер Целлофан. Мой талант не попадать в объективы в каком-то смысле легендарен. Нашла, кого любить.
Что ж я не ухожу-то, стою тут и палюсь, а рука у меня разодрана. Четыре аккуратных таких дырки от ногтей. Рубашке кранты, надо новую купить. А что с Кариной, где я возьму себе новую Карину, что я наделал. Утверждение, не вопрос. Ты теперь всегда будешь утверждать у меня в голове, да? Делай, что хочешь, только не уходи, Карина. Только не уходи.
Я бы вкалывал сутками. Вкалывал даром.
И меня заменяли бы минимум трое.
Я хотел бы работать в Аду. Кочегаром.
Но, скорее всего, я - увы - недостоин.
Её забирают - никак не признаю, что её больше нет, забирают, конечно же, труп - дворники-таджики готовятся затирать пятно. Вот и всё. И следа не останется, и запаха её духов. Или это галлюцинации у меня. А дождик пару раз пройдёт, так и всё, даже память смоет. Как и обо всём, что я делаю. Ничего после меня не останется - ни хорошего, ни плохого. Чего ради я тогда с одной стороны, напрягаюсь, с другой переживаю?
А что, если и правда по мою душу приехала, а не покуражиться. Нет, всё правильно я сделал - чем дальше, тем жестче она становилась, закрывала какие-то дырки в подсознании, видимо. Как я себя трогательно оправдываю, Марат бы одобрил. И ещё шучу, цинично так, про её покойного брата. Нет, Карина, ты неправа - ничем я не лучше наших ребят, которых видеть не хочу. Ничем. А ещё я тебя убил. Нет мне прощения. Спасибо, что утверждаешь. Я надеюсь, мы теперь навсегда вместе. Как ты и хотела. Точно.