Оудон была дочерью члена Государевой коллегии литераторов господина Пака. Дом их был богатым, девушка изящной и прелестной, однако по натуре своей — необыкновенно развратной. И даже когда она стала женой Тхэ Кансу, родственника государя по мужской линии, тот не смог ее образумить.
Как-то в дом пригласили мастера изготовить серебряную посуду. Мастер был молод и хорош собой. Женщина этому обрадовалась. Всякий раз, когда уходил муж, переодевалась она в платье служанки, садилась подле мастера, расхваливала красоту и изящество сработанной посуды. В конце концов она сумела тайком завлечь его к себе в спальню и средь бела дня предалась разнузданным любовным забавам. Увидя однажды, что возвращается муж, она успела спрятаться. Однако тот обо всем узнал и прогнал ее.
Служанка Оудон тоже была красивой. Каждый раз в сумерки она наряжалась, завлекала на улице какого-нибудь красивого юношу и приводила его в комнату госпожи. Затем приводила другого юношу для себя, и они все вместе проводили ночь. Это стало для них обычным. Утром ли, когда благоухают цветы, ночью ли, когда сияет луна, обе женщины, испытывая неодолимую похоть, блуждали по городу в поисках развлечений. Им был бы только мужчина, а кто он родом, они и знать не хотели. Возвращались они домой на рассвете.
Однажды они зашли в какую-то придорожную харчевню. Указывая пальцами на входящих и выходящих мужчин, они обменивались впечатлениями.
— Этот молод, — говорила служанка, — и у него большой нос. Он бы вам подошел, госпожа!
— Да, от него бы я не отказалась, — вторила ей хозяйка, — а того вон, пожалуй, уступила бы тебе!
Не проходило дня, чтобы они не развлекались подобным образом. Потом Оудон вступила в недозволенную связь с Пан Сансу. Сансу был молод и красив, знал толк в поэзии. Как-то Сансу пришел к ней домой, а она еще не вернулась с очередного любовного свидания. Лишь ее фиолетовая кофточка висела на ограде. И тогда Сансу написал такое стихотворение:
А разве не предавалась она сверх меры гульбе и разврату, пользуясь слабостью и других молодых придворных? Двору, конечно, стало известно об этом, и было произведено дознание. Одни предлагали казнить ее, другие — выразить порицание, третьи — сослать в отдаленные места. Были, правда, и такие, кто ничего не сказал, а некоторые даже стояли за ее оправдание. Глава сыскного ведомства объявил о ее преступлениях и приказал вынести приговор. Было принято решение: «По закону смертной казни не подлежит. Заслуживает ссылки в отдаленные края». И государь повелел наказать ее согласно закону и обычаю.
Когда Оудон взяли под стражу и увозили, служанка взобралась на повозку.
— Госпожа, не теряйте присутствия духа! — обняв Оудон за талию, воскликнула она. — Ведь могло быть что-нибудь и похуже ссылки!
И те, кто слышал ее, рассмеялись. Но женщина, которую так строго наказали за дурные наклонности и постыдное поведение, была ведь из хорошей семьи. И поэтому некоторые плакали.
В год кабин[51] в правление государя Сечжона состоялся особый экзамен. В тот день, когда должны были вывесить список выдержавших экзамен, почтенный Пак Чхун сидел на постоялом дворе, от страха втянув голову, как черепаха. Послал слугу посмотреть, попал ли он в список. К вечеру слуга воротился, еле передвигая ноги, и, ни слова не говоря, стал резать сено для лошадей. У Пака аж сердце упало. Медленно повернув голову к слуге, он спросил:
— Ну так что, нет меня в списке?
— Есть-то есть, — нехотя ответил слуга, — да только место у вас не ахти какое.
— Да говори же ты толком!
— Господин Чхве Хан[52] занял первое место, — доложил слуга, — а вы, господин, — самое последнее!
— Ах ты, дурак старый! — побагровев, заорал Пак Чхун. — Да я всю жизнь мечтал выдержать этот экзамен!
Надо сказать, что Чхве был молодым ученым, а Пак — почтенным ученым в больших годах. Даже слуга его стыдился, что он занял на экзамене последнее место. А сам Пак Чхун был просто счастлив.
52
Чхве Хан (1409–1474) — ученый и государственный деятель. Принимал участие в создании корейской национальной письменности.