Я симпатизирую всем подобным людям,
Особенно когда они не заслуживают симпатии,
Да, я сам — тоже бродяга и нищий
И тоже по собственной вине.
Быть бродягой и нищим — не значит
быть бродягой и нищим:
Это быть в стороне от социальной лестницы,
Не адаптироваться к нормам жизни,
К нормам жизни реальным и романтическим —
Не быть Верховным судьей, неким служащим,
проституткой,
Не быть настоящим бедняком,
эксплуатируемым рабочим,
Не иметь неизлечимой болезни,
Не быть ни искателем справедливости,
ни капитаном кавалерии,
Не быть, наконец, одним из тех
общительных новеллистов,
Которые пресыщаются литературой,
поскольку имеют основание для слез,
И восстают против общественной жизни, поскольку
имеют основание для такого предположения.
Нет, что угодно, только не это — иметь основания!
Что угодно, только не интересоваться гуманностью!
Что угодно, только не уступать этическим теориям!
Чего стоит наше чувство,
если для него есть внешнее основание?
Да, быть бродягой и нищим, как я, —
Это не быть обычным бродягой и нищим:
Иметь одинокую душу — это и есть быть бродягой,
Просить дни проходить, оставляя нас без внимания,
это и есть быть нищим.
Все, кроме этого — глупо, как Достоевский или Горький,
Все, кроме этого — просто голодать и не иметь одежды.
И, хотя это случается,
это случается со столькими людьми,
Что не стоит жалеть тех, с кем это случается.
Я — настоящий бродяга и нищий в переносном смысле
И скатываюсь к огромному милосердию к себе самому.
Бедняжка, этот Алвару де Кампуш!
Так одинок в жизни! Так подавлен в своих чувствах!
Горе ему, увязшему в кресле своей меланхолии!
Горе ему, кто, с настоящими слезами на глазах,
Отдал сегодня — широкий жест,
либеральный, московский —
Все, что было в его кармане, где было немного, тому
Бедняку, что не был бедняком, тому,
с профессионально печальными глазами.
Горе Алвару де Кампушу, всем безразличному!
Горе ему, так себя жалеющему!
Да, горе ему!
Он несчастнее многих бездомных бродяг,
Нищих попрошаек,
Оттого, что душа человеческая — бездна.
Уж я-то знаю. Горе ему!
Хорошо бы взбунтоваться в душе!
Но для этого я не такой дурак!
Не хочу защищаться тем,
что мог бы разделять общественные мнения.
У меня нет никакой защиты: я разумен.
Не пытайтесь обратить меня в свою веру: я разумен.
Я уже сказал: Я разумен.
Не надо мне эстетик,
основанных на сердечности: я разумен.
Дерьмо! Я разумен.
За рулем шевроле на дороге в Синтру…[60]
За рулем шевроле на дороге в Синтру,
В мечтах и лунном свете на пустынной дороге
Еду один, еду почти медленно, и мне почти
Кажется, или я заставляю себя сам, чтобы мне казалось,
Что я следую другой дорогой,
за другой мечтой, через другой мир,
Что я следую, не оставляя позади Лиссабона
или не направляясь к Синтре,
Что следую и что должен следовать дальше,
только не останавливаться, но ехать?
Заночую в Синтре, потому что не могу
переночевать в Лиссабоне,
Но когда я прибуду в Синтру, мне будет жаль,
что не остался в Лиссабоне.
Постоянно это беспокойство без повода,
бессвязное, бессознательное,
Постоянно, постоянно, постоянно,
Гнетущая чрезмерная тоска ни о чем,
беспокойство духа,
На дороге в Синтру, или на дороге мечты,
или на дороге жизни…
вернуться
60
Пессоа описывает поездку из Лиссабона в Синтру. В прозе он также упоминает об этой поездке: «Мудрец — кто ведет монотонное существование, ведь тогда каждое маленькое происшествие оборачивается чудом… Кто никогда не покидал Лиссабона, путешествует в бесконечность в экипаже до Бенфики, а если однажды поедет в Синтру, чувствует себя так, будто побывал на Марсе». (Пессоа Ф. Книга непокоя. С. 158.)