– Эти газеты для тебя. Тебе будет приятно почитать на нашем языке. Плати.
– А почему две? – спросил Антуан.
– Всегда приятно иметь возможность сделать подарок, – сказал Жозе.
Антуан улыбнулся, и его лицо стало беззащитным.
– Будешь мороженое? – спросил он.
– Шоколадное, ванильное, вишневое и фисташковое, – сказал Жозе.
Он съел все стоя. Антуан смотрел на него и простодушно улыбался. Когда он был с Жозе, он часто вообще ни о чем не думал. Вот почему ему так нравилось находиться в его компании, хотя он даже не подозревал об этом.
– Ну как, день был удачный? – спросил Жозе, немного запинаясь из-за холода, который сковал его небо и зубы.
– Удачный, – сказал Антуан. – Одна иностранка чокнутая…
– Она может оказаться клиенткой и для меня; я покажу ей рыбный рынок, цветочный рынок, старый город и все остальное, – сказал Жозе.
– Не думаю, – возразил Антуан. – Эта женщина для Казино Эсторил.
Жозе расправился с мороженым. Он искоса посмотрел на полную рюмку Антуана, потом на самого Антуана.
– Нет, со мной никогда, – сказал Антуан. – Пошли обедать.
Антуан и Янки Жозе познакомились за несколько недель до этого на Росио, и Антуан встал на пансион у Марии, матери Жозе, которая торговала овощами.
У Марии был дом на одном из холмов Лиссабона, в довольно бедном квартале, но одном из самых древних и самых красивых. Этот дом приобрел для нее американец из «Фрут Лайн», когда согласился поехать на повышение в Мельбурн. Это случилось в конце войны. Жозе было тогда одиннадцать лет. А сейчас Марии только-только исполнилось тридцать.
Она была маленькая и очень толстая. Когда отец Жозе бросил ее, она, чтобы утешить себя, стала есть много сладостей. Потом огорчение прошло, а вот любовь к сладостям осталась на всю жизнь.
Мария любила свою полноту. У португальских женщин ее социального уровня полнота считалась достоинством. Ну а когда она смеялась, – рассмешить ее было очень легко – то чувствовала, как колышутся все складки ее тела, и ее удовольствие от этого безмерно усиливалось.
Нечто похожее произошло с ней и тогда, когда Мария из окна своей кухни увидела Антуана и Жозе, которые приближались к дому по крутой улочке, обрамленной старыми стенами. Их дружба все время удивляла и радовала Марию.
«Человек, так много повидавший на свете, а не зазнается, дружит с моим сыном», – мысленно говорила себе Мария, тихо смеясь в тишине всем своим телом, начиная от двойного подбородка и заканчивая толстыми ляжками.
На ужин была рыба из Тежу, фаршированный перец и огромный пирог с медом и миндалем. Вино, крепкое и немного сладкое, пил один Антуан.
За едой говорили мало. Все были голодны. Но когда на столе появился кофе, Мария и Жозе разговорились. Они виделись только вечером.
Антуан курил и, не подавая виду, внимательно следил за их разговором.
Он понимал много отдельных слов, а иногда целые фразы. Его не интересовало то, что могли сказать Мария и ее сын, но он любил изучать языки тех стран, куда попадал.
Когда Мария обращалась к Антуану, то частично она говорила на португальском, частично на английском, сохранившемся у нее с тех пор, когда она общалась со служащим «Фрут Лайн». Чтобы объяснить наиболее трудные вещи, она обращалась за помощью к Жозе.
– У тебя, кажется, сегодня был удачный день, Тонио, – сказала Мария.
– Я получил один фунт, доехав от порта до Авениды, – сказал Антуан.
– Целый фунт! Столько эскудо! Святая Мария! – воскликнула Мария.
Она соединила свои пухлые ладони.
– Тронутая наверняка, – сказал Антуан.
– Почему же тронутая?
Мария рассмеялась, и ее глаза стали совсем маленькими и светящимися, а от доброты у нее на заплывшем лице возникло что-то вроде сияния.
– Почему же тронутая? – повторила Мария. – Она хотела сделать тебе приятное, вот и все. С твоим грустным лицом… это естественно…
Антуан не ответил.
– Иностранка? – спросила Мария. – Англичанка?
– Скорее всего, – ответил Антуан.
Он вспомнил Лондон и сжал зубы.
– Тогда, может быть, она загадала желание, чтобы новая земля принесла ей удачу, – сказала Мария.
Она снова соединила ладони, но на этот раз сильнее, и многочисленные складки, словно какие-нибудь браслеты, окружили ее запястья.
– Святая Мария! – воскликнула она. – Если бы мне пришлось уехать так далеко, я бы просто померла от страха и одиночества.
– А я нет, – сказал Жозе, – я нет, и как только я смогу…
– Ну ты-то, конечно… ты и родился-то, можно сказать, в дороге, весь в отца, – сказала Мария.