Выбрать главу

– Что-то похожее на путешествие во времени?

– Нет, никакой научной фантастики, – запротестовал Иван Григорьевич. – Читал я «Машину времени» Герберта Джорджа Уэллса, это всего лишь беллетристика, хоть и талантливая, хоть и умная, но нисколько не обоснованная с точки зрения материализма. Путешествуя во времени, ты можешь наткнуться на себя самого в прошлом или будущем. Есть вероятность что-то испортить, повлиять на развитие событий. Лист Мебиуса скорее всего движется в параллельном пространстве, но не времени. Аномальное явление наподобие Бермудского треугольника или Черной дыры, как я уже говорил.

– У Черной дыры есть множество определений, теорий тоже немерено на тему – что она из себя представляет, – закусил я слишком большим количеством зеленого лука и поморщился.

– Я рассматриваю здесь эффект Черной дыры, как вход-выход. Лист Мебиуса передвигает людей со сверхсветовой скоростью, и время для них замедляется. Проходят одни сутки, а там, за окном поезда, на Земле, месяц прошел, а то и два.

– И что же будет с тем, кто в конце концов сойдет?

– Никто и никогда не сойдет, если не знает как. Это может произойти случайно, если попасть в Черную дыру. Вышел человек на своей остановке, а его уже никто и не ждет. Он ехал пару дней, а прошло полгода, год, пять лет. Сверстники уже институты окончили, хорошими специалистами работают, детей растят, положение в обществе занимают, а сошедший перепрыгнул через пять лет…

– …и как был дуб дубом, так и остался? – начал понимать я.

– Примерно, – улыбнулся Григорьевич. – Помнишь роман Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней»? Обогнув Землю, герои этого романа неожиданно в подарок получили ровно сутки. На Листе Мебиуса в подарок можно получить не сутки, а целую жизнь. Даже больше. Десять жизней, двадцать. Необходимо только знать об этом, а дальше – вопрос техники. Если постоянно переходить через входы-выходы на Листе Мебиуса, который и есть поезд, можно добиться немалого.

– Бессмертия?

– Относительного бессмертия, вспомни старика Эйнштейна.

– В итоге люди, совершенно случайно севшие на этот поезд Мебиуса, попадают в ловушку бесконечности и бессмертия?

– Почему ловушку? – железнодорожник с профилем Цицерона пристально посмотрел на меня.

– Ну, ведь это же ад! Мчаться неизвестно куда всю жизнь и даже не знать об этом!

– Я атеист и материалист, ни в какую загробную жизнь не верю. Но готов применять эти термины в нашем с тобой разговоре, подразумевая под адом – плохую жизнь, а под раем – хорошую. Вспомни, что я тебе сказал, когда мы познакомились – жить здесь можно. Смотря кто и чего от жизни ждет. Если человеку срочно надо куда-то приехать, а от его приезда зависит успех на производстве, благополучие в семье, удача в проведении мероприятия, спортивного состязания, тогда, конечно, это ад – бесконечно двигаться к цели и не достигать ее. А если у человека отпуск, он лежит в больнице, если он никуда особенно не торопится? Если он вдруг внезапно понимает, что судьба подарила ему удивительный шанс – неисчерпаемый запас времени? И такое бесконечное движение и есть его жизнь? Тогда, наверное, это рай.

– Сел на… Лист Мебиуса, и поминай, как звали! Это же, наоборот, добровольная смерть. Тебя больше никогда не увидят родные и близкие, друзья будут вспоминать добрым словом за рюмкой, и ты для них… умер. Такой поезд годится только для преступников, приговоренных к смерти.

– Ты прав, все это так, но только в том случае, если не знать, где и когда сойти с этого поезда. Все пассажиры ни о чем не догадываются, поэтому в той или иной степени довольны жизнью.

– Это какой-то «Летучий голландец» на колесах, бегущий не по волнам, а по рельсам, – я нервно налил себе рюмку и выпил, спохватился, налил Григорьевичу и тот тоже принял свою порцию.

– На «Летучем голландце» обитают призраки, скованные проклятием, а на поезде – живые люди. Живые! – подчеркнул Иван Григорьевич, подняв указательный палец.

– Что-то мне совсем не улыбается садиться обратно в эту ловушку бесконечности и бессмертия.

– У тебя выхода нет, дорогой друг-товарищ, – сказал путевой обходчик и показал пальцем на стену, на которой в коричневой деревянной рамке висел портрет Сталина. – Видишь? Почему он здесь висит, не догадываешься?

– Почему, почему, – проворчал я, – просто ты убежденный сталинист, фронтовик все-таки…

– Я не сталинист, ни в коем случае! – возразил Григорьевич. – Коммунист – да, потому атеист и материалист. Портрет здесь висит потому, что сейчас 1953 год.