— Госпожа де Шатийон, что скажете? — вкрадчиво обратился к ней Мауро ди Мариано.
— Были, — подтвердила она. — Монсеньор свидетель. Я три дня их лечила.
Не три дня, а, скажем, три минуты, но почему бы не существовать такому чудодейственному средству?
— Подтверждаю, — Марни тоже был немногословен.
— Ещё бы он не подтверждал, — Анджерри открыл рот впервые за всё время, сказал — как выплюнул. — Он же её любовник!
— А ты, Винченцо, им что, свечку держал? — как ни в чём не бывало, спросил Шарль.
— Нет, но… — начал было тот.
— Вот и молчи, — кардинал обрезал его на полуслове неожиданно жестко. — Госпожа де Шатийон, я, помнится, уже спрашивал вас — не желаете ли вы предъявить обвинения Винченцо Анджерри?
— Если вопрос не удастся решить другими способами, то я сделаю это, — ответила Элоиза.
— Тогда скажите, господин доктор, как вы объясняете характер повреждений отца Анджерри? — поинтересовался Мауро ди Мариано.
— Резкий скачок кровяного давления. При таких габаритах и общем состоянии здоровья это не редкость. Кроме того, неудовлетворённые, гм, намерения тоже могли поспособствовать. А за шею он сам хватался, все на записи видели. Я не раз рекомендовал ему умеренность… во всём, но он никогда моих рекомендаций не слушал и не исполнял, — пожал плечами Бруно.
— А я добавлю следующее, — вкрадчиво произнёс Марни. — Может быть, вы не знаете, но госпожа де Шатийон отлично стреляет, и у неё есть оружие, равно как и все разрешительные документы к нему. Если бы она взялась убивать в состоянии аффекта, то сделала бы это быстро и наверняка, не находите?
Господин ди Мариано молчал.
— В таком случае, давайте подведём итог тому, что мы уже знаем, — сказал Шарль. — Винченцо Анджерри неоднократно предпринимал попытки насилия в отношении моих сотрудниц. Каждый раз он претерпевал наказание, но ни одно из них не заставило его пересмотреть свой образ жизни. Когда он возвращался сюда, то всякий раз бывал предупреждён, что — до первой проблемы. И никогда это его не останавливало. Однако в последний раз он вдруг решил создавать проблемы другим путём — помогать в продаже на сторону наших рабочих материалов. Даже и представить не могу, для чего это ему понадобилось, но если он останется в моём ведении — наказание будет суровым, и обратно я его больше не приму.
— Хорошо, а если он перейдёт в моё ведение? — Мауро ди Мариано вновь был противно вкрадчив.
— Вам нужен ненадёжный священник, который, к тому же, запятнан грязными историями с женщинами? — спросил кардинал.
— Это ещё нужно доказать. Мы будем настаивать на том, что это клевета.
— А как вам обвинение в убийстве? — спросил Шарль.
Воцарилась тишина.
И даже Мауро ди Мариано не нашёл с ходу, что ответить.
Правда, он скоро собрался с силами и нашёл слова.
— Я не верю. В женщин ещё можно поверить, зная его. Вечно на каждую юбку голову заворачивает. Но в убийство я не поверю.
— Положим, полной уверенности и у меня нет, — пожал плечами Шарль. — Но если история попадёт в прессу, уже будет не очень важно, что там было на самом деле.
— Как же история попадёт в прессу? — усмехнулся господин Мариано. — Если мы даже сейчас беседуем узким кругом за закрытыми дверями!
- Мой брат владеет телеканалом NS26 и парочкой новостных сайтов, — подключилась Элоиза. — Он будет рад такой сенсации.
— Вашего брата здесь нет.
— Но я знаю обстоятельства дела и расскажу ему, — улыбнулась Элоиза.
— Вы? А почему вы? Вы знаете, кого он убил? — господин Мариано как будто задумался.
— Я предполагаю. Я знаю о факте странной смерти и о связи жертвы вот с ним.
— Эй, вы чего болтаете? — Анджерри понял, что разговор пошёл куда-то не туда и решил подключиться.
— Вы помните Нору Феретти? — спросила Элоиза, глядя на него в упор.
И давила, давила на него, заставляя вспомнить.
— Кого? — забеспокоился он. — Нору? Не знаю я никакой Норы! Кто такая эта Нора? Ой… — с каждой фразой с него слетала вся его бравада, а под конец он вытаращился на неё, как будто вправду перед ним стоял кто-то страшный и спрашивал за грехи.
Видимо, вспомнил.
— Я правильно понимаю, что вы вспомнили? — тихо и грозно спросила Элоиза.
— Но… но… откуда вы знаете? — еле слышно прошептал он. — Я никогда, никому не говорил о ней!
— Я её сестра, — Элоиза выдохнула и расслабилась.