ВСЕГДА держи ухо востро. Держи палец на крючке.
Ага, точно, с этим у него все в порядке.
ВЫСОТА дает вам инициативу и преимущество.
Не в этом случае. Он должен будет лететь очень низко, под радарами, и ни в коем случае не должен искать боя. Хотя — всегда есть шанс его найти. Если какой-нибудь немецкий самолет обнаружит его в одиночном полете над Польшей, его лучшим шансом, похоже, будет просто взять курс прямо на солнце — и падать.
Эта мысль заставила его улыбнуться.
ВСЕГДА поворачивайся лицом к атаке.
Он фыркнул, и слегка согнул больное колено, занывшее от холода. Да, если ты вовремя ее заметил.
ПРИНИМАЙ решения в кратчайшие сроки. Лучше действовать быстро, даже если твоя тактика не из лучших.
Однажды он уже узнал, что значит «быстро». Его тело вообще часто опережало сознание, начиная двигаться прежде, чем мозг понимал: он что-то увидел. Сейчас он не видел ничего, да он и не ждал; но все равно продолжал всматриваться — на чистом рефлексе.
В РАЙОНЕ боевых действий никогда не летай по прямой и на одной высоте более тридцати секунд подряд.
Ну, это определенно мимо. Лететь прямо и держать высоту — было как раз то, что он собирался делать. И очень медленно.
ПРИ ЗАХОДЕ в атаку всегда оставляй часть своего формирования выше, в качестве верхней охраны.
Тоже не пойдет; не будет у него никакого формирования — и эта мысль его будто холодным душем окатила. Он будет совсем один, никто к нему на помощь не придет, если он попадет в передрягу.
ИНИЦИАТИВА, АГРЕССИЯ, АВИАЦИОННАЯ ДИСЦИПЛИНА и РАБОТА В КОМАНДЕ — вот слова, которые что-то значат в воздушных боях.
Да, это так.
Ведь что нужно больше всего, когда летишь в разведку?
Хитрость, скорость, и Чертово Везение — кому что больше нравится.
Он сделал глубокий вдох — и нырнул, выкрикнув последнюю из Десяти Заповедей, так, что та эхом откликнулась в его плексигласовой оболочке.
Действуй быстро — Бей крепко — и СВАЛИВАЙ!
Глава 2
В полку у него было прозвище Зевака, или Резиновая Шея — но обычно Джерри заканчивал летный день с чувством, будто его загипсовали от лопаток до макушки.
Вот и сейчас он наклонил голову, и яростно массировал основание черепа, чтобы облегчить пульсирующую боль.
Тренировался он с самого рассвета, и уже подходило время обеда.
Для них пилоты, как комплект шарикоподшипников, просто для использования, подумал он. Можно сразу добавлять в список стандартного оборудования.
Он встряхнул головой, словно промокший пес, ссутулился, покряхтел, и продолжил осматривать вокруг себя небо, сектор за сектором — что каждый пилот делал со рвением почти религиозным — все триста шестьдесят градусов, каждое мгновение, пока ты в воздухе. Те, кто был еще жив, по крайней мере.
На прощание Долли дала ему с собой белый шелковый шарф.
Он не знал, как ей это удалось, за такие деньжищи — а она не позволила ему спросить, просто обернула ему вокруг шеи, поверх летной куртки. Кто-то ей сказал, что пилоты «Спитфайров» все их носят, чтобы не натирать постоянно шею воротничком, и она захотела, чтобы у него был такой же.
Признаться, это было чудесно. Заставляло думать о ее прикосновениях, когда он его надевал.
Он поспешно отогнал эти мысли в сторону; последнее, что он сейчас мог себе позволить, это начать думать о жене, если надеется когда-нибудь к ней вернуться. А он надеялся.
«Ну, и где же этот урод? Или уже свалил?»
Нет, он был тут как тут; темным пятном выскочил из-за кучевого облака, как раз над его левым плечом, и нырнул ему под хвост.
Джерри вывернул жесткой высокой спиралью, и ушел вверх, все в те же облака — другой шел за ним, как вонь за дерьмом.
Они еще несколько минут поиграли в догонялки, ныряя, и снова выныривая из дрейфующих облаков — он имел преимущество в высоте, и вполне мог бы разыграть трюк «вышел-прямо-из-за-солнца» — вот только солнца не было видно, а в Нортумберленде стояла хмурая осень, без единого солнечного дня…
Ушел. Он услышал жужжание другого самолета, слабо, на мгновение — или подумал, что слышит. Трудно было сказать, под унылый рев собственного двигателя.
Нет; все-таки ушел; его уже не было там, где Джерри ожидал его увидеть.
— Ого, даже так?
Он продолжал осматриваться, по десять градусов неба каждую секунду; это был единственный способ убедиться в том, что ты ничего не упустил — какой-то темный проблеск, и сердце у него дернулось, вместе с рукой.
Вверх и в сторону.
Оно исчезло, это черное пятнышко, и он продолжал набирать высоту, но теперь очень медленно, все время осматриваясь.
Ничего другого не оставалось, придется спускаться ниже, а он так хотел сохранить высоту…
Облака здесь были негустые, плыли, как волны тумана, но с каждой минутой становились все гуще.
Он увидел, как сплошное, плотное облако медленно надвигается с запада, но оно было все еще достаточно далеко.
Стало холодно, даже слишком; лицо совсем замерзло. Придется отдирать с него ледяные сосульки, если он поднимется еще выше…
Вот он.
Другой самолет был гораздо ближе и выше, чем он ожидал.
Пилот заметил его в ту же секунду, и с ревом спикировал на него, сверху вниз, и слишком близко, чтобы увернуться.
Он и не пытался.
— Так, подождем, чертов вояка, — пробормотал он; рука плотно легла на рукоять. Одна секунда, две, почти на него, лоб в лоб — и он вдавил рычаг чуть не себе в яйца, перевел его до упора влево, снова аккуратно повернул — и пошел длинной, петляющей серией, бочками, которые сразу вывели его из зоны досягаемости.
Затрещала рация, и он услышал, как хихикает Пол Ракочи, cопя своим волосатым носом.
— Kurwa twoja matka![5] Где тебя носит, шотландский ублюдок?
— У мамки под юбками, dupek,[6] — ответил он, ухмыляясь. — Купишь мне выпивки, и я тебя тоже научу.
Взрыв статических шорохов и помех положил конец этой не вполне цензурной перебранке по-польски, и Ракочи распрощался, дал сигнал отбоя.
Ага, наконец-то. Хватит резвиться; пора вернуться к чертовым камерам.
Джерри повертел головой, пошевелил плечами и потянулся, насколько это позволяла открытая кабина пилота «Спитфайра II», — тут были сделаны некоторые незначительные улучшения по сравнению со «Спитфайром I», но вместительность явно не была из их числа — он бросил взгляд на обледеневшие крылья. Нет, с ними все было в порядке — и он направил самолет дальше, вглубь страны.
Беспокоиться было еще рано, но его правая рука уже сама нашла пульт, управлявший камерами. Пальцы тревожно пробежали по кнопкам, все проверяя и перепроверяя. Он уже начинал к ним привыкать, но все же они работали не так, как курок; у него еще не было устойчивого рефлекса.
Все равно, ощущения ему не нравились. Такие крошечные штучки, эти клавиши с буковками, и совсем не дают того надежного, уютного ощущения, как спусковой крючок пулемета.
Он получил оборудование только вчера, и все под левую руку, а до этого камерой он управлял с помощью кнопок справа.
Было много дискуссий между летным командиром, и этой ученой шишкой из МИ-6 — не лучше ли было остаться на правом, так, как они уже проходили на практике — или тут стоит все изменить, ради собственных говенных амбиций.
А когда они наконец докумекали, что лучше всего было спросить у него, как он сам бы этого хотел, было уже слишком поздно, и на все исправления оставался один день. Так что ему дали всего пару часов дополнительного времени, полетать сегодня немного, повозиться с новым оборудованием…