Правильно, вот она.
Рваная серая линия, прорезавшая пожелтевшие поля Нортумберленда, как перфорация; вы могли бы разорвать эту сельскую местность вдоль нее, отделив север от юга так же аккуратно, как отрывают кусок бумаги.
Бьюсь об заклад, еще император Адриан[7] пожелал, чтобы все это было устроено так просто, подумал он, улыбаясь, а сам тем временем устремился вниз, вдоль линии древней стены.
Во время съемки камеры громко клацали — клац, клац-клац, клац!
O'кей, плавный разворот, идем вдоль берега, снижаемся…
Клац-клац, клац-клац…
Ему не нравился этот шум, не было того удовольствия, как при коротком злобном «Тттррр!» его крыльевых пушек. От него он чувствовал себя скверно, как будто что-то было не так с двигателем…
Ага, вот и она, его главная цель, по крайней мере на данный момент.
Майл-касл, 37.
Каменный прямоугольник прилепился к стене Адриана, как улитка к листу.
Старые римские легионы возвели эти маленькие аккуратные форты для размещения в них гарнизонов, из тех, что охраняли стены. Сейчас от них ничего уже не осталось, только очертания фундамента, но это была удобная мишень.
Он сделал круг, рассчитал, потом нырнул, и взревел над ним на высоте примерно футов в пятьдесят; камеры мерно клацали, как целая армия бегущих в панике роботов.
Он проносился над фортом, высоко и быстро кружась, разворачиваясь у воображаемой границы, и снова закладывая круг… и все время сердце у него колотилось, и пот тек по бокам, при мысли о том, как это будет, когда придет то самое, настоящее дело.
Полдень, похоже, уже наступил. Зимний свет собирался погаснуть, но его все еще было достаточно, чтобы отчетливо видеть цель.
Он покружил, нашел угол, который позволял ему пересечь весь лагерь, и вознес хвалу Господу, за то, что позволил ему уйти от солнца.
А потом он сделает еще заход.
Один заход, учил его Рэндалл. Не рискуйте больше, чем один раз, если камеры неисправны.
Чертовы штуки были неисправны примерно на каждом третьем заходе.
Кнопки скользили под пальцами. Иногда они начинали работать только со следующей попытки; иногда нет. Если они не заработают при первом проходе над лагерем, или не будут работать достаточно надежно, придется попробовать еще раз.
— Niech to szlag,[8] — пробормотал он, черта-дьявола, и снова нажал на кнопки, раз-два, раз-два.
— Мягко, но уверенно, как вы это делаете с леди… — сказал ему «ботаник», иллюстрируя свои слова оживленной жестикуляцией.
Ему бы и в голову не пришло так делать… интересно, а Долли могло бы это понравиться? — подумал он. И где именно ты это делал?
Так, хорошо, перейдем от женщин к кнопкам, может, это именно то, что нужно — вот только зачем ему были два пальца?…
Клац-клац. Клац-клац. Крррак.
Вернувшись к английским богохульствам, он вмазал по обеим кнопкам кулаком. Одна камера ответила испуганным «Клац!», но другие молчали.
Снова и снова ткнул пальцем в кнопку — никакого эффекта. — Чертов гребаный кровавый осел…
Он смутно подумал, что должен навсегда прекратить ругаться, когда все это кончится, и он снова будет дома — это был дурной пример для мальчишки.
— Черт! — проревел он, и, сорвав с ноги ремень, схватил коробку и начал колотить ею по краю сиденья, потом пристегнул обратно на бедро, уже заметно помятую — это он отметил с мрачным удовлетворением — и упрямо нажал кнопку снова.
«Клац» — смиренно ответила камера.
— Ну, вы у меня это попомните! — сказал он, и, пыхтя в праведном негодовании, дал кнопкам хорошего тычка.
Не обращая внимания на этот небольшой нервный срыв, он, все время кружась, поднимался вверх — стандартное действие — по умолчанию для пилота «Спитфайра».
Уже приготовился отступить перед новым заходом на Майл-касл, но через минуту-другую услышал, как стучит двигатель.
— Нет! — сказал он, и увеличил тягу.
Стук стал громче; он уже чувствовал его вибрации сквозь корпус фюзеляжа.
Потом раздался громкий лязг из моторного отсека, прямо у его колена — и он с ужасом увидел, как крошечные капельки масла брызнули на плексиглас прямо у него перед лицом. Двигатель остановился.
— Кровавый, кровавый…
Он был слишком занят, чтобы искать другое слово. Его прекрасный живой «боец» вдруг стал просто неуклюжим планером.
Он стремительно шел вниз, и единственной задачей теперь было — найти относительно плоское пятно, для жесткой посадки.
Рука автоматически нащупала кнопку шасси, но отдернулась — нет времени, садимся на брюхо, где дно?
Иисус, он отвлекся, не заметил, что сплошная масса облаков была уже тут как тут; они, должно быть, двигались гораздо быстрее, чем он… Мысли мелькали в голове, обгоняя слова. Он посмотрел на высотомер, но то, что тот ему ответил, было для ограниченного применения, потому что он даже не знал, что за земля была под ним: скалы, плоская луговина, вода?
Он надеялся, он молился о дороге, ровном травянистом участке, не больше…
Боже, он был уже в пятистах футах и…
— Господи Иисусе!
Земля появилась неожиданно, в разрыве желтого и коричневого. Он дернул носом, увидел голую скалу, прямо по курсу, вильнул, теряя скорость, нырнул носом вниз, вытащил его обратно, вытащил обратно… недостаточно.
О, Боже — он по-прежнему был в облаке!
Его первой сознательной мыслью было, что он должен был сразу радировать на базу, как только двигатель вышел из строя.
— Тупой ублюдок, — пробормотал он. «Принимай решения в кратчайшие сроки. Лучше действовать быстро, даже если твоя тактика не лучшая». Идиот…
Кажется, он лежал на боку. Это было неправильно. Он осторожно провел под собою одной рукой — трава и грязь.
Что, если его просто отбросило в сторону от самолета?
Так и есть. Голова болела ужасно, с коленом все было гораздо хуже.
Он вынужден был присесть на тусклой мокрой траве, на некоторое время, не в состоянии даже думать от боли, накатывавшей волнами, и сжимавшей голову тисками при каждом ударе сердца.
Было почти темно, и его постепенно окружал поднимающийся от земли туман.
Он глубоко вдохнул, принюхиваясь к промозглому, холодному воздуху. Пахло гнилью, и почему-то старой кормовой свеклой — но чем не пахло вовсе, так это бензином и сгоревшим фюзеляжем.
Верно. Может, он и не загорелся, когда упал, мало ли что.
Если нет, и если радио по-прежнему работает…
Он вскочил на ноги, чуть не потеряв равновесия от внезапного приступа головокружения, и медленно повернулся кругом, вглядываясь в туман.
Там не было ничего, кроме тумана, слева и позади него — но справа от себя он обнаружил две или три большие, громоздкие формы, стоящие вертикально.
Медленно пробираясь по кочковатой земле, он обнаружил, что это были камни. Остатки одного из тех доисторических сооружений, которые покрывали землю на севере Англии.
Три самых больших камня еще стояли, но он увидел, что несколько упавших, или опрокинутых кем-то камней лежат, словно огромные туши, в сгустившемся тумане.
Ухватившись за один из валунов, он остановился, и его вырвало.
Христос, голова готова была расколоться! И этот ужасный шум в ушах… Он неуверенно тронул себя за ухо, подумав, что он все еще в наушниках, но не почувствовал ничего, кроме собственного холодного, влажного уха.
7
Публий Элий Траян Адриан — римский император в 117–138 гг. н. э. В 122 г. он посетил Британию — в то время римскую провинцию — где начал работы по возведению оборонительного сооружения, названного впоследствии Валом Адриана. Он служил для предотвращения набегов пиктов и бригантов с севера.
Вал Адриана пересекает северную Англию от Ирландского до Северного морей у границы с Шотландией. В настоящее время неплохо сохранившиеся развалины фортов еще можно видеть в Нортумберленде около Хаусстедса, Грейт-Честерса и Виндоланды.