ОН. Подожди, еще не вечер.
ОНА (набирает номер). Алло, девушка, добрый день! Вы мне не поможете, я в аэропорту… Что? Девушка, у меня один вопрос… Девушка!!!
Кладет трубку, растерянно смотрит на Костю и, подражая латышскому акценту, произносит: «По-русски не понимаю».
ОН (хохочет). Ура!!! Я наконец-то за границей! Здесь не понимают по-русски!
ОНА (по-прежнему растерянно). Я в Риге не первый раз, и никогда такого…
ОН. Это смотря на кого нарвешься. Не переживай, сейчас все устроим. Они же европейцы. Дай-ка телефон. (Набирает номер. Говорит по-английски.) «Здравствуйте! Не поможете ли вы мне? Моя жена…» (замолкает и, прикрыв трубку рукой, говорит Вере). Переключают на кого-то. (продолжает в трубку по-английски). «Здравствуйте! Моя жена полчаса назад ехала из аэропорта в гостиницу „Латвия“ на такси и забыла в машине пакет с лекарствами. Не поможете ли вы мне… О, да, гостиница „Латвия“, номер 911. Да, буду очень благодарен». (кладет трубку и вздыхает.) Обещали привезти, но я разочарован.
ОНА. Чем?
ОН. Это не Рио-де-Жанейро. К дуракам и иностранцам у нас по-прежнему относятся лучше, чем ко всем остальным.
ОНА. Как жаль, что ты не был в Америке… С твоим английским тебе было бы еще интереснее, чем мне.
ОН. Вера, ты же знаешь, что у нас немому выехать за рубеж гораздо проще, чем полиглоту.
ОНА. Ошибаешься, документы инвалидов на загранку вообще не принимаются, за исключением ветеранских поездок.
ОН. Почему?
ОНА. Да потому, что представители советского народа не могут быть немыми, глухими, одноногими или однорукими. Как, впрочем, и одинокими, то есть без родственников.
ОН. А одиноких почему не выпускают? Чем не угодили?
ОНА. А ты пофантазируй…
ОН (подходит к Вере и крепко обнимет ее). Верка! Ты соскучилась?
Целует ее. Вера вдруг вырывается
ОН. Что, еще что-то забыла?
ОНА. Я про лекарства… Наверное, не надо было звонить.
ОН. Почему?
ОНА. Пакеты эти американские с надписями, и внутри коробки с таблетками, и все на английском… Ты уверен, что таксист сюда пакет принесет, а не в «комитет глубинного бурения»? И придет уже не один…
ОН. И ты с ними не договоришься?
ОНА. Скажешь тоже! Я же не дома!
ОН (притворно-скорбно). Ну, тогда все… Ночевать будем не здесь, а… а как будет «Лубянка» по-латышски?
ОНА (озабоченно). Очень смешно!
Некоторое время сидят рядышком на диване в полном молчании. Костя снова обнимает Веру, но она мягко отстраняется.
ОНА. Давай сначала отметим встречу. Я немного приду в себя.
ОН (смущенно). Сейчас все принесут.
ОНА. И коньяк принесут? День открытых дверей какой-то! Я думала, ты как всегда запасешься…
ОН. Извини, с местом не рассчитал. От этой гостиницы до морвокзала — ровно пятьсот метров.
ОНА. Ну и что?
ОН. Согласно гениальной инициативе минерального секретаря зона в радиусе километра от вокзалов свободна от спиртного. Поэтому сейчас здесь — как в Саудовской Аравии. Только с многоженством задержка.
ОНА. Это ты про себя?
ОН. Нет, про Михаила Сергеевича.
ОНА. Не смешно.
ОН. Разве? А знаешь, кто самые известные в Союзе люди? Райкин-отец, Райкин-сын и Райкин муж.
ОНА. А Райкин муж — это кто?
ОН. Да, воздух свободы сыграл с тобой злую шутку.
ОНА. А-а… Обязательно Косте расскажу.
ОН. А Костя — это кто?
ОНА. Райкин-сын. Мы с ним в Москве встречаемся в одной компании. (Садится за стол.) Так у нас что, безалкогольная свадьба?
ОН. Я послал человека в магазин, но там, боюсь, очередь.
Костя достает из портфеля и кладет на стол коробку конфет и апельсины.
ОНА. А французы называют алкоголь водой жизни — ле де ви.
ОН. А у нас ле де ви — вне се ля ви. Компрене ву?
ОНА. Оф кос!
ОН. Произношение выдает в вас жену советского дипломата.
ОНА. Ну, до дипломатов нам еще расти и расти.