ОН. Ты, кстати, в курсе, что Горький переименовали?
ОНА (поверив серьезному тону Кости). Нет.
ОН. Был Горький, стал — Сладкий.
ОНА. Почему?
ОН. Так к вам же Сахарова выслали.
ОНА (смеется). Вот у кого талант пропал: врешь и не краснеешь!
ОН. Краснею я только в бане. Кстати, мы на пляж сегодня пойдем?
ОНА. Мне еще на рынок надо — чурчхелу купить. Я из поездок местные вкусности привожу. В Ялте красный лук купила…
ОН. Не понял!? В Москве с луком напряжёнка?
ОНА. Это же красный лук, сладкий, крымский.
ОН. Не пробовал. И зачем нужен сладкий лук?
ОНА (игриво смотрит на него). А зачем горький шоколад? Ты же сам говоришь — то, что было Горьким, может оказаться Сладким…
Вера задергивает шторы, в номере — полумрак.
ОН. А как же чурчхела?
Постепенно свет на сцене гаснет, слышен шепот, поцелуи… Из-за окна доносятся шум набережной, крики чаек и песня из магнитофона в ближайшем кафе:
Конец 3-го акта.
Акт 4-й
1985 год.
Красивый гостиничный номер «люкс». Большая двуспальная кровать. Цветной телевизор, картины на стенах. Хрусталь. В вазе, как всегда, 25 роз. Костя бродит по номеру, поправляет покрывало на кровати, смотрит на часы, проверяет, работает ли телефон. Обрывает лепестки одной из роз и бросает их на кровать. Включает радиоточку: звучит песня Антонова.
Константин подходит к телефону, набирает номер.
ОН. Алло, девушка, что с московским? Сел? Как — час назад, вы же сказали, что задерживается? Ах, два московских… Спасибо.
В дверь тихо стучат. Костя отворяет. В номер входит Вера, одетая с характерным шиком восьмидесятых. Видно, что она очень спешила. Ставит на пол большую дорожную сумку. Не сказав ни слова, они сливаются в долгом поцелуе.
ОН. Я до последней минуты не верил, что тебе удастся вырваться.
ОНА. Если бы ты знал, чего мне это стоило! Пришлось даже маму подключить. Она дала в посольство телеграмму, врачом заверенную, что серьезно больна и хочет видеть дочь. «Товарищи» пошли нам навстречу, тем более, что мы уже больше года в Союзе не были.
ОН. А мужа ностальгия не замучила?
ОНА. Его не отпустили. Ожидается приезд Шеварднадзе в Нью-Йорк, и все стоят на ушах. Я вчера утром в Москву прилетела — и сразу к своим девчонкам в «Спутник» звонить, они мне с билетом помогли, иначе бы я к тебе из-за этих туристов выходного дня не вырвалась. А ты как?
ОН. Путевку взял. Выходного дня. Шучу. Обмениваемся опытом с рижским портом.
Вера осматривает номер, заглядывает в ванную.
ОНА (вздыхая). Да-а… Бедненько, но чистенько.
ОН. Ты считаешь? По-моему, шикарный номер.
ОНА (снисходительно). Ты шикарных не видел… (Кивает на букет) Двадцать пять?
ОН. Как всегда. Ну, а с мамой-то повидалась?
ОНА. Весь вчерашний день была с ней. Ой, кстати! Я же твоей маме привезла… (роется в большой сумке, вытаскивает из нее какие-то пакеты и заглядывает в них) таблетки эти… Не могу найти. Разница во времени — восемь часов, я в полусне каком-то.
ОН. Да ладно, брось, потом найдешь. Куда они денутся?
ОНА. Нет, лучше сейчас, потом не до того будет (кокетливо смотрит на Костю и снова роется в сумке). Как мама-то?
ОН. Врачи говорят — серьезного ничего нет, но в ее возрасте с этим не шутят.
ОНА. Да где же?.. Кошмар…
ОН. Что случилось?
ОНА. Я их наверно в такси оставила. Искала кошелек, пакеты на сидение вынула… Надо звонить в таксопарк. (Садится к телефону, набирает номер.) Алло, добрый вечер! Я только что на такси приехала, и в машине сумку оставила. Подскажите телефон таксопарка. (После паузы.) Спасибо большое. Да, благодарю вас. (Кладет трубку.) Администраторы здесь такие любезные… Даже про наши семейные узы не спросили, когда в номер провожали.