И вдруг потрясающая новость: Бюлов покинул санаторий, отправился в Висбаден, возглавил гигантский оркестр музыкальных празднеств и с триумфом дал премьеру симфонии «Фауст». Вокруг его имени самые дикие и путаные слухи: что он якобы отрёкся от Вагнера и Листа и примкнул к лагерю Брамса. Разумеется, при этом все старательно настраивали Ференца против Ганса. Удивлялись, как Лист до сих пор терпит его портрет у себя на письменном столе. Более того, куда бы ни ехал, берёт портрет с собой в дорогу, словно какую драгоценность. Но Лист непреклонен: пока я жив, его портрет всегда будет со мной. Он — мой сын, друг и, может быть, даже моя жертва.
В сентябре 1879 года он даёт уроки своим ученикам в Риме, в маленьком зале на улице Виа ди Бокка ди Лионе. В конце урока в дверях показывается усатая голова слуги.
— Его высокопреосвященство, господин Гогенлоэ…
Ференц встаёт от рояля и спешит навстречу гостю. Постарели они оба. Может, кардинал даже сильнее, чем Лист: горбится, приволакивает одну ногу. Кардинал Гогенлоэ обнимает аббата и в знак важности события целует его в щёки:
— Я принёс привет от его святейшества, папы. Он подписал ваше назначение каноником по представлению соборного капитула в Альбано. Разрешите мне первым поздравить вас, святой отец, с этим.
После смерти Эдуарда, который вёл все финансовые дела Ференца и Каролины, деньги так и потекли из кошелька щедрого каноника. Заметив это однажды, Ференц спохватился. Надо экономить, решил он. Для начала отказался от покоев в монастыре, снял квартиру в маленькой гостинице «Альберто Альбертини». Соседи — все простые люди. И всё равно десятками тысяч раздаёт он беднякам Италии, большие суммы посылает совершенно оглохшему Сметане. По утрам, когда он направляется к обедне, куча чумазых ребятишек сопровождает его до самой церкви Сан Карло аль Кордо. Каждому из них достаются одна-две монетки, каждого он погладит по голове. Потом работа до вечера. Если не напомнят, может забыть и об обеде. Вечером же собираются друзья. Поиграть в карты. Играют «по маленькой», как теперь любит повторять по-венгерски Ференц. Но очень переживает каждый свой проигрыш. Поэтому друзья стараются, чтобы старик обязательно выигрывал. В девять, в половине десятого он прощается с компанией, предварительно утешив партнёров: «Не везёт в картах — повезёт в любви. А вообще-то трусы в карты не играют, тут смелость нужна, ну и, конечно, умение. Ладно, так и быть, как-нибудь научу вас кое-каким премудростям».
Часто Лист бывает у Каролины Витгенштейн. Она теперь увлекается буддизмом и попутно учением китайского философа Лао-Цзы и древнеегипетской, ассиро-вавилонской и эллинской мифологией. Ференц покорно выслушивает её лекции по истории религии, стихи двух-трёх-тысячелетней давности, иногда между делом и вздремнёт с полчасика, но это не имеет значения — рассказы Каролины бесконечны, как пить человеческой судьбы. А дома — вот удивилась бы Каролина, увидев на его ночном столике безбожные писания: Шопенгауэр, Ницше, Лассаль, Бакунин и новейшая книга Гюго «Речи в защиту героев Парижской коммуны».
Каролина хотела бы любой ценой привязать его к Риму. Для этого Ференцу, учитывая и его возраст, и ухудшение зрения, и состояние здоровья, следует отказаться от кафедры в Будапеште. Но старый маэстро, конечно же, не согласен на это. И он странствует, как прежде: едет в Берлин, Фрайбург, Баден-Баден, оттуда в Антверпен, Магдебург, Брюссель. Зрение у него испортилось настолько, что теперь всегда ему дают сопровождающего.
На этот раз молодой профессор академии Енё Хубер-Хубаи. Вот как он вспоминает об этих незабываемых днях:
«Вся знать Антверпена столпилась вокруг Листа, принимавшего эти знаки внимания с достоинством короля. На следующий вечер устроили в честь Мастера музыкальный вечер в зале «Societe de la Grande Harmonie», вмещающем три тысячи человек. Концертом дирижировал Нетер Бенуа, директор Антверпенской королевской консерватории. Когда вошёл Лист, весь огромный зал поднялся с мест. Оркестр играет бельгийский национальный гимн, затем начинается исполнение «Детской оратории» Бенуа с участием тысячи детей в белых одеждах.