На утреннем воскресном собрании присутствуют человек сто пятьдесят. Григорий Максимович Слисенко — пресвитер. Он и в хоре поет. У него очень красивый голос. Поет он басом. Говорит с украинским акцентом.
Я люблю слушать пение хора. Поэтому сажусь впереди, на третьей или четвертой скамье. Рассматриваю лица. Мне нравятся все: старики и старушки, молодежь и люди среднего возраста. Я не могу этого понять и не могу описать, но эти люди отличаются от всех, с которыми я был до сих пор знаком. Во время проповеди, а их в воскресенье утром целых четыре, никак не могу сосредоточиться. Я не понимаю, о чем говорят проповедники. После каждой проповеди пение. Пение прекрасное. Опять проповедь. Просыпаюсь оттого, что кто-то сует мне в руки записку. Читаю на клочке бумаги: «Володя, берегись, упадешь со скамейки». Смотрю на маму. Она улыбается. Она рада, что я на собрании.
СВЕТ И ТЬМА
Я уже несколько месяцев посещаю собрания. Моя двоюродная сестра Фрида, с которой я в дружеских отношениях, тоже приходит на собрания. Я подружился с ее подругами, моими ровесниками, вернее, ровесницами: Ирмой и Эльвирой. Правда, они немного стесняются меня, потому что после каждого собрания я выхожу с ними и сразу закуриваю сигарету. Я несколько раз пытался бросить курить, но у меня ничего не получилось.
За это время я многое узнал из Библии, а также о Библии. Во время наших студенческих сабантуев мы дискутируем за полночь о Библии и Боге. Аргументов у меня еще не много, но и оппоненты мои знают мало. Во время споров я пытаюсь доказывать правоту Библии и опровергать учение Маркса и Ленина.
Сегодня воскресенье, восемнадцатое января 1970 года. Выхожу покурить перед сном. Снег завалил огород и сад. Все деревья в снегу. Вдоль тропинки, ведущей к домику в конце огорода, сугробы. Выкуриваю сигарету и бросаю ее в сугроб. «Мама увидит утром, огорчится», — подает голос совесть. Закидываю окурок снегом.
Вспоминаю собрание. Когда я вошел в молитвенный дом, в дверях меня, как и каждого входящего, остановила старушка. Вибетанте, так называют ее в церкви. Она сунула мне в руки клочок бумажки, вырванный из школьной тетради. Найдя свободное место, сажусь. Раскрываю бумажку и читаю: «Приблизилось Царствие Божие, покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1:15).
Собрание идет своим чередом. Вместе со всеми я встаю, когда нужно, сажусь, когда можно, слушаю хор и проповедников, но ничего не слышу. Я держу в руках бумажку с текстом из Библии. Я его понимаю так: «Если уж ты говоришь, что Библия права, что не коммунизм, а Царство Божие приблизилось, то тебе самому следует покаяться и веровать в Евангелие». Я только значительно позже увидел, что слабо понимающая по-русски Вибетанте выписала текст из Библии, вырвав его из контекста. Но в тот момент это меня не волновало. Бог начал говорить со мной!
Стою на морозе, смотрю на усеянное звездами небо. Ощущение, что Бог говорит со мной, не проходит. Захожу в дом. Все уже спят. Андрей тоже уже лег. Я становлюсь на колени с мыслью: «Или сейчас, или никогда». Я открываю Богу свое сердце. Я молчу и плачу. Андрей просыпается и становится на колени рядом. Просыпаются родители. Отец и мать становятся со мной рядом на колени. Я молчу и плачу безудержно. Отец, мать, Андрей молятся обо мне. Отец кладет руку мне на плечо и спрашивает:
— Володя, неужели ты не веришь, что Господь простил тебе твои грехи?
— Верю, — отвечаю я сквозь слезы.
— Поблагодари Его.
После молитвы я лежу в постели и думаю: «Мне теперь нужно заснуть, как пишут в книгах, „с детской улыбкой на устах“». И тотчас засыпаю.
Утром мир для меня обрел контрастность. Я знаю, что принадлежит к светлому Царству Бога, что чисто и свято, и что принадлежит к царству смерти, что греховно и нечисто. Я вдруг осознаю, что я наконец на правильной стороне, я вернулся к своему Отцу.
ЗАВЕТ
Нас на берегу семеро в белых одеждах. Здесь мои самые близкие друзья — Фрида и Эльвира. Раннее утро. На берегу Крепостного пруда в селе Романовка — небольшое собрание верующих, свидетели нашего вступления в завет с Богом через водное крещение.
Тому, что крещение состоялось, несмотря на все проблемы с властями, мы обязаны моему отцу. Я очень хотел пойти в армию членом церкви, а власти препятствовали проведению крещения. Отец сказал, что если крещение не будет преподавать пресвитер, то преподаст он. Теперь мы стоим на берегу, взволнованные предстоящим шагом и вчерашним членским собранием, на котором мы проходили испытание. Как мы волновались! И как мы потом радовались!