Над горами встает солнце. Мы входим один за другим в воду, и Григорий Максимович нас торжественно спрашивает: «Веришь ли ты, что Иисус Христос — Сын Божий и твой Спаситель?» «Верю!» — отвечает каждый. «По вере твоей крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!» Стоящие на берегу вторят:
«Аминь!» и поют гимн «Не расскажет ручей говорливый никому моей тайны святой...»
Лучи утреннего солнца падают прямо на наши лица. Верующие нас обнимают, поздравляют, целуют, дарят цветы. Мы фотографируемся с Григорием Максимовичем и отцом.
Тому, что у нас есть фотографии этого знаменательного дня, мы обязаны двум крещаемым: Саше и Эдику. Сколько раз я уже смотрел на эти фотографии и вспоминал о своем завете с Богом!
Крещением я немного разочарован: я ожидал чего-то сверхъестественного, чего-то совершенно мне незнакомого, а все прошло торжественно, но как обычно. И мне немного стыдно, что я вошел в воду первым.
В молитвенном доме торжественное собрание с молитвой о крещенных с возложением рук. Во время молитвы надо мной, когда я ощущаю на своей голове тепло рук, мое сердце наполняется несказанным миром и умилением.
Я держу в руках чашу с вином вечери Господней и делаю из нее глоток. «Это Мой завет в Моей крови...» Я знаю, это Его завет со мной.
Нас везут бесконечно долго, почти целую неделю. В каждом вагоне несколько сержантов и около шестидесяти новобранцев. Почти на каждой остановке подстриженные наголо ребята бегают, вопреки всем запретам сопровождающих эшелон офицеров, за водкой и вином. День за днем идет пьянка, шум, ссоры и бесконечные разговоры ни о чем.
Большую часть дороги я провожу на верхней полке вагона, молясь, вспоминая песни, наблюдая за меняющимся за окном пейзажем. Сначала — долина реки Чу с разбросанными на расстоянии около тридцати километров друг от друга населенными пунктами, окруженными густыми садами и рядами пирамидальных тополей, потом — пустыня. Поезд идет медленно, поэтому пустынные пейзажи сопровождают нас дня два. Центральную Россию проехали в течение ночи. В Москве долго стояли на запасном пути и не могли никуда выйти. Выезжая из Москвы, видели издалека несколько типичных для Москвы «сталинских» зданий: университет Ломоносова, Министерство иностранных дел, гостиницу «Украина».
Конечная станция — город Ломоносов возле Ленинграда. Здесь будет проводиться распределение по флотам призывников из команды А200, то есть тех, кого признали годными к службе на атомных подводных лодках. Привезли нас сюда человек около трехсот или пятисот. Офицеры в морской форме подводников пытаются поднять новобранцам настроение, но им это не очень удается: все осознают, что за каторжная служба на подводной лодке, оборудованной атомным реактором и снабженной атомным оружием.
Молюсь. Знаю, что молится вся церковь и все родные. Служба на подводной лодке означает три года разлуки, три года одиночества, а я еще совсем «зеленый», неделю как принял крещение. Я очень боюсь не устоять. Наш самый популярный в церкви текст из Библии: «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни». Даю Богу обет: если Он сохранит меня, то я хочу служить Ему всю мою жизнь.
Всех выстроили перед зданием, в котором расположен распределительный пункт. «Есть среди вас техники-электрики?» — спрашивает вышедший из здания офицер. Несколько человек, среди них и я, поднимают руки. «Подойдите к десятому столу», — распорядился офицер.
В распределительном пункте подхожу к столу, на котором стоит табличка «10» и получаю распределение в учебную часть морской авиации. «Служить будете в морском флоте, но обслуживать не корабли, а самолеты морской авиации. Срок службы — два года. Форма одежды морфлотская. Вот ваше направление. Не забудьте номер вашей части — 95109. Следующий». У меня перехватило дух. Удивляюсь и радуюсь власти моего Господа, Которого от сердца благодарю за Его водительство. Мимоходом отмечаю для себя, что есть среди военных и вежливые люди, например, этот офицер говорил со мной дружелюбно и на «вы».
Когда вылетаю как на крыльях из распредпункта, ловлю на себе сотни завистливых взглядов.
Как я волновался, когда мне на медкомиссии в военкомате сказали, что у меня категория годности номер один, гожусь на атомные подводные лодки. «И специальность у тебя соответствующая, — утверждал военком. — А что баптист, то ничего, эту дурь из тебя выбьют. Или ты хочешь в воздушно-десантные войска?» «Нет, конечно!» — ответил я ему тогда.
И вот теперь — такое. Два года — не три. Три я даже себе представить не мог. Это же половина жизни!