После Лили у нас родился Отто. Веселый с первых дней своей жизни и добродушный пацан. Говорить и петь — в этом, кажется нам, он видит свое призвание, потому что каждый день и целый день мы слышим его веселый голос.
Мы переехали в соседний дом, в котором освободилась квартира, чуть побольше нашей, хотя и нисколько не удобнее. Так же нужно топить всю зиму углем или дровами печь, которая дает очень мало тепла.
Во дворе привязана собака, которую едва научившийся ходить Отто решил проведать. Так та его прямо за лицо и укусила. Крику было много, но Отто быстро успокоился. Все лицо в крови, а к собаке тянется. Его любви к собаке такое ее поведение не убавило. Через несколько дней, как только за ним никто не наблюдал, Отто опять пошел к собаке, которая, наверное, поверить не могла, что человек может ее любить. Она его опять укусила.
Отто любит не только собак. Он с любым заговорит, каждому окажет внимание. Как только понял, что неверующие попадут не на небо, куда он попадет, а в ад, каждого предупреждает об этом.
У нас родилась Эмма — наш четвертый ребенок. Малышка прекрасна: глаза живые, темные и глубокие. Мне кажется, что она пришла в мир со своим мнением.
Нам дали двухкомнатную квартиру с удобствами. Ну и что, что семье с одним ребенком дали трехкомнатную квартиру, а нам с четырьмя детьми — двухкомнатную, мы же немцы и все равно временные жители. Умом понимаем, но несправедливость угнетает. Зато в квартире есть газ и горячая вода. Красота!
Я целый день на работе, по вечерам, после работы — в разъездах по Литве, посещаю интересующихся или уже обращенных к Господу людей. Перед одной из таких поездок замечаю, что у Эльвиры, которая держит на руках Эмму, слезы на глазах.
— Что с тобой? Почему ты плачешь?
— Ты можешь хотя бы один день в месяц уделять семье? У меня нет возможности поехать в город за покупками. Ведь детям нужна и одежда, не только пища (у нас в совхозе только магазин повседневного спроса, а город Радвилишкис в пяти километрах).
— Хорошо, — отвечаю, с ужасом осознавая, что я все свое сердце отдал служению, а у меня жена и четверо детей, которым в первую очередь принадлежат моя любовь, я сам и мое время.
БЕТА И РАЙМОНДА
В Ионишкисе живет одна литовская семья, которая когда-то, еще до войны, принадлежала к баптистской церкви. Их адрес нам дали в Клайпеде. Доната, так зовут нашу новую знакомую, отнеслась к нам очень настороженно.
— Немцы, баптисты... Когда-то у нас был пастор, немец. В конце войны он бросил нас и ушел с немцами. Мы остались здесь на произвол судьбы. Более тридцати лет уже прошло, — говорит грустно хозяйка.
— Мы вас не оставим, — отвечаем мы и вдруг осознаем: но ведь может так случиться, что и мы их оставим. А что делать?
В комнату вбегают две девушки, им лет по восемнадцать. Возбужденные, собрались на дискотеку. Одна из них, Раймонда, — дочь хозяйки, другая, Бета, — ее подруга. «Эх, где мы были раньше? — думаю я с сожалением. — Несколько лет назад у них еще был бы шанс, а теперь они уже во власти мира».
— Оставайтесь, — приглашает Доната девчат. — Поговорим о Боге.
Девчата переглянулись и в один голос... согласились. Удивлению моему не было предела. По вопросам Беты и Раймонды, которыми они нас буквально засыпали, можно было подумать, что для них самое важное в жизни — найти истину. На все вопросы мы ответить не успели, было уже далеко за полночь, когда мы покинули Ионишкис, но мы договорились встретиться через неделю.
Когда мы приехали через неделю, Бета была на работе, она работала медсестрой в больнице.
— Поехали, посетим ее, — предложила Раймонда. — Мы много говорили о том, что услышали в прошлый раз. Бета сможет выйти к нам. Поговорим в машине.
У Бога Свой план и Свои люди. Там, в машине, эти две девушки покаялись и приняли Иисуса Христа как Спасителя и Господа. Они — в Его власти.
ДЕТАЛЬ
Литовцы нас уважают. Почему, не знаю, но у них к нам, приехавшим из Киргизии немцам, кредит доверия. Когда мы по воскресеньям идем по улице села на собрание, то нас провожают любопытные взгляды взрослых и детей.
Владимир Андреевич Шпомер, наш друг и пресвитер нашей молодой еще общины, работает в совхозе наладчиком топливной аппаратуры.
— Нет, ты представляешь себе, этот немец, Шпомер, каждую деталь в солярке моет, прежде чем он агрегат собирает! — говорит в мастерских один слесарь другому.