ЭЛЕКТРИК
Мне моя работа нравится. Хорошую специальность выбрал для меня мой брат Андрей. Это он после школы отвез мои документы в город Фрунзе и сдал их от моего имени в политехнический техникум на отделение ЭССС (электрические станции, сети и системы). Так я стал электриком.
Так получилось, что в Литве, в нашем совхозе, я стал «главным» электриком и меня посылают туда, где причину неисправности нужно искать, где она не очевидна.
Вот и сегодня. Сижу в мастерских на бетонном полу возле сварочного аппарата, категорически отказавшегося работать. Выключаю рубильник, ищу окислившиеся контакты или перегоревшую обмотку. Пошевелил там и сям. Включаю — не работает. Выключаю, ищу дальше. Подтягиваю все контакты и подчищаю контакты ползунков, регулирующих силу тока. Включаю — не работает. Развожу руками провода подачи напряжения, чтобы можно было заглянуть внутрь аппарата, — ничего не видно.
Смотрю на рубильник, а он включен! Сижу на бетонном полу и держу в голых руках провода под напряжением 380 вольт. Я электрик, я знаю, что это значит. Медленно отпускаю провода и чувствую, как быстро забилось сердце. Не от страха — от осознания чуда.
В другой раз меня вызвали на мельницу. Трактор оборвал низко висевший кабель, и конец его упал в большую лужу. Когда тракторист попытался вытащить кабель, его сильно ударило током. Вызвали из мастерских электрика, его тоже бьет током при приближении к луже. Позвали меня. Я подошел к рубильнику, от которого идет этот кабель, — выключен. Иду к середине лужи, благо мы всегда в сапогах ходили на работу, беру в руки конец кабеля и касаюсь разорванных медных проводов.
— Видите, все в порядке, — говорю я трактористу и стоящему рядом с ним другому электрику.
— Этого не может быть! — восклицают они в один голос.
— Вы же сами видите, я держу провода голой рукой.
Иду к рубильнику, чтобы отсоединить порванный кабель, открываю ящик и... замираю. Кабель подключен прямо к подающим напряжение клеммам, а не к выходящим. Рубильник выключай не выключай — кабель постоянно был под напряжением.
Я ничего не сказал другим — слишком свято для меня присутствие моего Господа.
ТРИ УБИЙСТВА
Нас, верующих немцев, очень мало в Прибалтике. Мы разбросаны по трем странам, но почти все знаем друг друга по именам. Верующие почему-то считают, что говорить на похоронах — мое призвание.
Позвонили нам из одного литовского села, что неподалеку от города Кельме. Погиб молодой человек, отец нескольких маленьких детей. Его бросили грудью на работающую циркулярную пилу. Смерть наступила мгновенно.
Милиция сказала, что это несчастный случай. Никого при этом не было, никто ничего не видел. Но даже моему неопытному глазу видно, что упасть на крутящуюся пилу этот человек не мог, его кто-то на нее положил.
— Вы думаете, что нет свидетелей, никто ничего не видел? — спрашиваю я во время проповеди собравшихся жителей села. — Ошибаетесь. Бог видел тебя, видел твое злое сердце и то, что ты сделал. Ты думаешь, что Бог не видит твои окровавленные руки? Видит. Да, этот немец не попал на свою историческую родину и никогда уже не попадет. Но он сейчас у Того, Кто будет судить тебя. Это его Отец. Я знаю, что тебе стало страшно. И не напрасно. Ты был не один? Думаете, никто вас не видел? Не было свидетелей, как говорит милиция? Свидетель был. Он, Сам Бог, видел вас и будет судить вас.
Поздняя осень. С деревьев на кладбище слетают последние желтые листья. Небо затянуто низкими серыми облаками. На стыке Латвии, Литвы и России есть небольшое село. Там живет еще несколько семей немцев, которые подвергаются жестоким преследованиям и давлению со стороны властей.
Один из этих немцев работал кочегаром в сельской котельной. Там его и нашли, замученного, связанного толстой проволокой, так называемой катанкой. «Убийство на бытовой почве, — считает милиция. — Установить виновных не удалось». А в селе-то всего несколько человек, которые могли это сделать.
На похороны собралось почти все село. Группа молодых людей стоит поодаль. Моя проповедь обращена к семье и к этим молодым людям.
— Ваши слезы, дорогие родные, ваш траур по вашему сыну и брату видит и слышит Судия всех, Бог. Он — ваш утешитель. Бог не закрыл это дело, — я говорю громче и в сторону стоящих вдали. — Он видел, как били и скручивали проволокой невинного парня. Только потому, что он говорит не на латышском, а на немецком языке; только потому, что он хотел жить на своей родине.