– Ну а кто сидит с красивой дамой, конечно он!
– Что?, – Василий стрельнул в меня удивленным взглядом.
– Да ничего, думаю, мне идти пора, спасибо за радушный прием!
– Да не за что! Завтра не опаздывай к первой паре!
* * *
Выполнения одного и того же действия на протяжении многих дней, недель, месяцев, смывает время в одну кучу и оно незаметным ходом ускользает из границ восприятия, тем самым, быстро истекая, вызывая только удивление – “Уже полгода прошло!? Быть не может!”. Все мои успехи в качестве студента не прошли даром, хоть я и переходил пороги задираний Тимура по поводу и без, старался старанно и прилежно выполнял главную задачу – получить знания!
Особых происшествий не было, за этот условный семестр я успел познакомится с большинством одногруппников, и вызвать симпатию у многих преподавателей, по словам Федора Владимировича Выговского, учителя истории, своим “Спартанским упорством”. Тревожила Надежда, на людях постоянно сверкает, а в меня бросает тревожные взгляды, когда осмеливаюсь подойти, отнекивается, что странно. За то радовала дружба с Васей, что не давал унывать моему вечно витающему в облаках мозгу, такой старший товарищ было очень полезен и в плане учебном, и моральном. В общем дела шли неплохо, пока я не столкнулся с одним серьезным потрясением.
* * *
– Рудченко! Выглядишь как жертва Освенцима, плохо спал прошлой ночью?, – примерно таким остроумием красовался Федор Владимирович, перед лекциями и между бесконечными телефонными спорами со своей женой, что по общему настроению беседы, не просто не давали спуску мужчине, а и контролировала суженого как мать сыночка. Интересным был и факт, что он никогда не выходил из аудитории, больше того, узник брака постоянно искал поддержки у зала, а этот зал только понимающе вздыхал, выражая немую ментальную заботу о учителе. Можно было ужаснутся к чему привела жизнь Выговского, таки Вася с Валей, сводились к мнению, что свой путь каждый выбирает сам, и на тропу матерого подкаблучника тоже вставали в здравом уме. Даже это не мешало преподавателю всегда смотреть горящим, и жутко дружелюбным взглядом, сквозь свои маленькие, прямоугольные очки. Иногда он резко взмахивал мудрою головою, отгоняя приставучие кудри, что закрывали зрение, – вот если честно, я бы вторую мировую по другому начал, во первых я не начинал бы её в 39-том.
Иногда я удивлялся почему Выговский не преподает философию, ведь его тирады являлись довольно крепкой позицией, что совмещали трактаты Фрейда, Платона и Ницше. Часто лекции превращались в дебаты, когда Вася пылающим взором сверлил учителя, доказывая ему почему в холодной войне победила не та сторона и почему коммунизм “рай на Земле”. Я не вмешивался в подобное, меня просто восхищала высота полета мыслей, что кружилась над столицей, восхищало, что я коснулся недоступного в моей селе, запретного плода знаний.
– Время вышло, вы свободны, – молвил Федор и спрятал наручные часы за рукавом рубашки, – отлично поработали сегодня!
– Валя!, – голос Васи отражался в громоздкой аудитории, что напоминала огромные ступени с длинными столами и лавочками, – подожди минутку!, – в попехах закинув свои вещи внутрь рюкзака, парень ловко спустился к столику, – пошли, прогуляемся.
Поднявшись, мы вышли в коридор, что был набит вечно тараторящими студентами, которые спешили по своим делам, создавая ощущение автомобильной дороги, где каждому не хватает места чтобы проехать.
Это не было похоже на Василия, тот самый Вася бы выложил всю информацию прямо на стол еще в аудитории, когда этот ищет потайной угол, а в идеале заманивает в свою комнату. Парня будто обливало контрастным душем, то он разворачивается с полной готовностью что-то сказать, как резким движением ускоряет шаг и ведет дальше. Я успеваю только ловить кончик его плаща, с каждой минутой интерес захватывал меня все больше, но бессилие перед неразговорчивым человеком заставляло молча терпеть.
Текут эмоции в промежность судьбы.
* * *
Я всегда старался быть человеком праведным, независимым от чуждых эмоций и переживаний, но всегда ничего не получалось, всегда идеология, что строил внутри, рушилась на практике. В этот момент я решил, что настоящая сила – в правде, в горькой разрухе твоего сознания, что именуется истинной.
Шел проливной дождь, за окном бесновались молнии, ветер вел деревья в бурный вальс по округе, капли барабанили по окнам, а я шел в полупустом и тускло освещенном коридоре общежития, злой как черт, всматриваясь в каждую дверь и прислушиваясь к каждому шороху. Как вдруг я услышал то чего боялся больше всего, услышал то, что ожидал услышать, но так не хотел. Громкие вздохи, стоны, полные удовольствия крики доносились с комнаты Надежды, при обычных обстоятельствах я просто подумал что дело её личное, или на крайний случай её соседок, но в этот миг, прекрасно зная, что та самая непорочная Надежда, торгует своим телом, аки гадюка извиваясь под разными ублюдками, понимая, что делает это не с добра, что девушка опустилась во все тяжкие, ради продолжения обучения, я попросту не мог сидеть камешком и терпеть.