— Именно — местной! А травница и её ученица должны ладить с здешними лешаками, русалками, ну и прочими… Они должны быть в курсе, кто у тутошнего необычного народца главный. Да ты вспомни, как Листик разжигала и поддерживала огонь! Ну и то, что её слушаются русалки… Ну а дракон ей золото отдал, думаешь по доброте душевной? А это далеко не простой дракон, да поди ж ты… В общем, Гатам, ты не обижайся, я тоже остаюсь. Попрошу Листика и за меня похлопотать перед общиной. А может, к местному барону егерем устроюсь…
— Каким егерем! Кругом девственный лес!
— Ну, лесником. Надеюсь, Хозяйка не будет возражать, по дружбе…
— Знаешь, Гатам, я, пожалуй, тоже останусь, — присоединился к Терлину Тором.
— Как знаете, — вздохнул Гатам. Ватагу придётся распустить, но с другой стороны, с такими‑то деньгами заниматься такой опасной деятельностью как охота на драконов… Гатам, ещё раз вздохнул и скомандовал:
— Сворачиваем лагерь и грузимся на телеги.
Хоть деньги и появились, но бросать снаряжение и арбалет с зачарованными болтами не годится, ведь это всё можно выгодно продать! Когда сборы были закончены, Терлин и Тором, попрощавшись с остальными ватажниками, пошли по той тропинке, по которой ушла Листик со своими спутниками.
Глава третья
Монастырь святой Урсулы и разговор в пещере
Восемь телег со скарбом — негусто, но святое дело надо начинать с лишений, а каким ещё делом может быть основание нового монастыря? Это подвижничество, и на него сестру Русилину благословила мать–настоятельница. И вот Русилина, уже сама ставшая матерью–настоятельницей пока ещё несуществующего монастыря, вела сестёр, согласившихся разделить с ней эту тяжёлую долю. На телегах везли только имущество будущей обители — иконы, святые и не очень книги, статую святой Урсулы и всякие, совсем не мелкие, хозяйственные мелочи, сами же монашки, насельницы будущего монастыря, шли пешком, подвижничество должно начинаться с малого подвига. А пеший поход по этому лесу уже можно было считать подвигом! И немалым!
Впереди шла сестра Олива, высокая и худощавая, шла уверенно, было видно, что она привычна к таким длительным пешим походам. Олива — тоже будущая монахиня монастыря святой Урсулы, а в прошлом старшая послушница ордена Карроты Непорочной, великолепный боец, впрочем, как и все монахини обителей этой воинственной святой. Сестра Олива в руках держала не пальмовую ветвь и даже не созвучную со своим именем. В руках сестры–воительницы был широкий меч, средней длины, не очень удобный для битвы, но в самый раз для драк в закрытом пространстве и в зарослях. А чем дальше в лес уводила дорога, тем ближе к ней и гуще становились эти самые заросли.
Громкий вой заставил остановиться телеги, монашки сбились в кучу, зашептав молитвы. Вой повторился ближе и громче, молитвы монашек стали больше похожи на причитания: подвижничество — это одно, а вот мученичество — совсем другое. Жуткий вой, прозвучавший совсем близко, неоднозначно намекал, что уделом монахинь, так и не построенного монастыря святой Урсулы, будет именно мученичество! На дорогу перед воинственно размахивавшей мечом Оливой выскочило шестиногое чудище. Мохнатые ноги с мощными когтями, тело, покрытое роговым панцирем, и страшная, щёлкающая зубами крокодилья пасть впечатлили даже бесстрашную карротинку, она отступила и быстро завертела мечом. Чудище оглушительно завыло и отлетело в сторону, словно его отбросил сильный удар, только вот что ударило этого кошмарного зверя, никто из монахинь не понял. Зверь поднялся, с тоской посмотрел на монахинь, облизнулся и, поскуливая, скрылся в лесу.
— О святая Урсула! — воздела руки к небу Русилина. — Ты не оставила своих дочерей без защиты!
— Воистину так, святая мать! — с жаром поддержала будущую настоятельницу Олива. — Я и сёстры были свидетелями чуда! Зверь, рыкающий и неуязвимый, был сражён помыслом…
— Ага! Прямо в лоб! — подтвердила рыжая девочка, непонятно как появившаяся перед монашками, с любопытством глядя на Русилину и на продолжавших стоять, плотно прижавшись друг к дружке, монахинь. Девочка удивлённо спросила: — А вы что, все родственницы? Да? Сёстры? А ты их мать, да? Ну, раз к тебе так обращаются, такая молодая и столько взрослых детей!
— Листик, это монахини, они друг дружку называют сёстрами, а самую главную — матерью–настоятельницей, — попыталась объяснить девочке появившаяся вслед за ней черноволосая девушка. Обе они были одеты в длинные платья, очень неудобные для прогулок по лесу.
— О! — Девочка широко раскрыла свои и без того большие зелёные глаза. — Ирэн, а что она настаивает или на чём? Ну раз её так называют, вон у Марты сколько много настоек, но ты же её так не называешь — настоятельница.