Мне светит Святая Анна, полагает Рапота. Солдатский Георгий по статусу предназначен нижним чинам. Прерываю мечтания о раздаче слонов. Надо б смотаться в Белосток. Город рядом, полетов больше не будет. Аппараты берегут. Продолжительность жизни аэроплана – сто летных часов. Французский выдерживает сто пятьдесят, но у нас аппараты русские. Почти все на грани износа. Пополнения просят давно, но аппаратов не хватает: выбывают из строя чаще, чем прибывают новые – так по всему фронту. Что аэропланы? На фронте не хватает винтовок, пушек, снарядов… Перед войной уничтожили миллион винтовок Бердана, снятых с вооружения, однозарядных, но вполне исправных. С началом мобилизации выяснилось: солдат нечем вооружать. Один воюет, другой ждет, пока того убьют – иначе без винтовки. Господи, как все знакомо! В сорок первом повторилось одно к одному. Ничего в стране не меняется…
Сергей с радостью соглашается. Подхожу к штабс-капитану – машина с водителем в моем распоряжении. Кто ж откажет герою? Прошу разрешения взять Синельникова.
– Зачем он вам? – морщится Егоров.
– Обещал.
Штабс-капитан смотрит пристально.
– Он сделал в гондоле упоры для винтовки. Без его помощи аэростат не сбили бы.
– Зачем Синельникову в город?
– К женщине.
– У него четверо детей!
– Это не помеха.
– Павел Ксаверьевич! – Егоров наклоняется. – Я знаю, какой Синельников замечательный механик. Но я не хочу, чтоб в отряде появилась подрывная литература.
– Он большевик?
– Если б выяснили, то – в арестантские роты! Но подозрения имеются. Ко мне приезжали из жандармского управления…
– Я обещал ему, Леонтий Иванович!
– Под вашу ответственность… – соглашается он.
В Белосток едем на "полуторке". Это я ее так назвал. На самом деле – "Руссо-балт" петербургского разлива. В кузове, закрытом тентом, Рапота, я и Нетребка; поручик своего денщика не взял. Синельников в кабине с водителем. Рапота охотно согласился ехать в кузове – с водителем не поболтаешь, офицеру не к лицу. Поручик в кожаной куртке, на боку – кортик. Сергей и меня уговаривал кожу надеть, еле отбился. На околыше фуражки поручика – летные очки. Очень нужная вещь в городе… Сергей переживает, что не имеет мягкой шапки – еле догадался, что речь о пилотках. В Российской армии это новинка, их носят только летчики. Даже без пилотки Рапота смотрится орлом: Белосток узрит и вздрогнет. Трепещите женские сердца! Нетребка взят нами для единственной надобности – носить покупки. Российскому офицеру со свертками ходить не положено. Офицеру нельзя заходить в рестораны ниже первого класса, передвигаться пешком, когда есть извозчики… Я знаю это со слов Сан Саныча – мы о многом говорили в белорусских лесах…
Белосток – заштатный городок, преимущественно деревянный, с кривыми улицами. Но после окопов – столица. Здесь расположен штаб армии, множество тыловых учреждений – на улицах военных больше, чем штатских. Тормозим на центральной площади. Синельников почти сразу убегает.
– Не везите в отряд лишних бумаг! – говорю на прощание.
На мгновение лицо его вытягивается, затем унтер-офицер кивает. Умному достаточно. Поход по магазинам. Бритва, помазок, стаканчик мыльный порошок – есть! Зубная щетка, мыло, зубной порошок – заверните! Комнатные тапочки, халат, носки (ботинки носят без портянок)… В полку мне выдали жалованье за два месяца – денег много. Наплыв военных оживил местную торговлю, конкуренция велика, цены божеские. Рапота находит их высокими, но поручик не знает об инфляции. Через год-другой освоится. Сергей убегает по своим надобностям, продолжаю поход. Уже ничего не покупаю, просто глазею. Взгляд отдыхает от оружия и защитной формы. Когда надоедает, подхожу к машине. Является Сергей со свертками, передает их Нетребке. Оглядываюсь. На двухэтажном кирпичном здании красуется вывеска "Ръсторанъ". Время обеденное. Вручаю водителю и Нетребке по рублю – им тоже есть хочется, сами берем курс на вывеску.
Ресторан полон людьми, но столик находится. В зале много офицеров, но нас смотрят. Не заметить Сергея в его хромовом блеске невозможно. Официант приносит меню. Сергей открывает и свистит.
– Сегодня мой первый боевой вылет! – говорю, забирая меню. – Я угощаю!
Сергей, помедлив, кивает.
– Растратился: матери и младшим подарки купил, – он краснеет.
Господи, этот парень сегодня вел аппарат сквозь шрапнельные разрывы, а потом радовался, что пробоин много! Откуда робость?
Внимательно оглядываю столы. Водочных и коньячных бутылок не наблюдается. Но офицеры за соседним столиком разливают прозрачную жидкость из какой-то бутылки, а разлив, чокаются. Та-ак…
Официант приносит закуски. Указываю на соседний столик.
– Это что?
– Вода, зельтерская! – отвечает, не моргнув глазом.
– Нам можно?
– Извольте! Три рубля бутылка.
Сергей тихонько ахает.
– Не вонючая?
– Что вы?! – официант притворно обижен. – Смирнов и сыновья, довоенная. Мы жидовской не держим.
Вот вам следствие сухого закона. Уже дымят подпольные винокурни – Сан Саныч рассказывал. Откуда в девятьсот пятнадцатом "довоенный" Смирнов? Россия занимает деньги за границей, просит подданных жертвовать на войну, сама же отдает доходы мафии. Конец 80-х, один к одному.
Официант приносит бутылку и рюмки, разливает. Чокаемся.
– За удачный вылет!
Правильней: за то, что живы! Но мне это без нужды, а Сереге двадцать один. В этом возрасте все мнят себя бессмертными. Пьем.
Водка не плоха, хотя, конечно же, не довоенная. Соленый огурчик, ветчинка… На столе появляются зажаренные до коричневой корочки пожарские котлеты. Бутылка "зельтерской" пустеет быстро.
– Официант, еще одну!
– Павел! – Сергей смотрит укоризненно.
Боится поручик. В зале полно офицеров, наверняка и князей встретишь. Вдруг прапорщик задерется… Чудак! Задираюсь я трезвый, пьяный я добрый. Если б застал Бельского трезвым, дуэли бы не было. Я б его придушил…
– Заверните с собой!
Официант хоть бы глазом моргнул: с собой так с собой. Закуриваем.
– Ну что, к девочкам? В веселый дом?
Сергей снова краснеет. Ну что ты станешь делать?! Послал Бог красну девицу. Отбой…
Выходим на площадь. До вечера уйма времени. Куда податься?
– Съездим к Розенфельду? – предлагает Сергей.
Почему бы и нет? Но не с пустыми же руками? Заскакиваю в кондитерскую. Покупаю все пирожные, какие есть на прилавке (их складывают в большую коробку), и огромный кулек шоколадных конфет. Несколько пирожных в маленькой коробочке – лично Розенфельду. Доктор, как я успел заметить, сладкоежка. Остальное сестричкам.
Знакомая ограда, входим во двор. Нетребка с водителем тащат следом коробку и кулек. Гостинец Розенфельду несу сам. Во дворе госпиталя обычная суета: повозки, возле которых суетятся санитары и сестры. Одна поворачивается к нам и вдруг с визгом бежит в здание. Не проходит минуты, как на крыльцо высыпает стайка женщин в белых передниках с красными крестами.