Женщина подходит ближе, понимает вуаль. Ольга?! Глаза у нее опухшие, заплаканные… Меня внезапно пробивает. Делаю шаг, обнимаю ее.
– Павел Кса… Кса… – голос ее дрожит.
– Я знаю, Оленька, знаю!
Она рыдает, слезы выскакивают из моих глаз. Я не помню, когда плакал в последний раз. Мы стоим посреди коридора, обнявшись, и плачем – каждый о своем. Коридорный смотрит на эту сцену, выпучив глаза. Делаю знак удалиться. С трудом, но мне удается придти в себя.
– Проходите, Ольга Матвеевна! Пожалуйста!
В номере помогаю ей снять пальто и шапочку. Она тоже слегка оправилась.
– Из газет узнала, что вы в Москве, – говорит дрожащим голоском. – Подсказали: живете в "Метрополе". Я днем приходила, вас не было. Пришла вечером, а они не пускают! Говорят: "Их благородие отдыхает!"
– Пожалуйста, Ольга Матвеевна, за стол!
Чутье подсказывает: сегодня она не ела. Это никуда не годится! Накормить человека в горе – наполовину облегчить страдание. Испытано…
– Садитесь, кушайте! Выпейте воды!
Она подчиняется, как маленькая. И, прежде чем успеваю сказать, хватает стакан "сельтерской". Пьет большими, жадными глотками, ставит пустой стакан. Вздыхает.
– Закусите, Ольга Матвеевна, пожалуйста!
Подсовываю блюда. Я опрометчивый дурак, я проглядел ситуацию, но у меня смягчающие обстоятельства. Неужели она не поняла, когда пила? Бывает. Сам когда-то лакал спирт, как воду. Сейчас главное поесть…
Водка ли повлияла, или она действительно голодна, но ест она быстро и много. Слава богу! Возможно, жирный балык впитает алкоголь, и все обойдется. Отвезу ее на извозчике домой… Она кладет вилку.
– Папа писал: если с ним что, найти вас! Вы поможете, вот! – она внезапно икает и сползает со стула – еле успеваю подхватить. На моих руках – бесчувственное тело. И что теперь? На извозчике тело не повезешь, полицию вызовут…
Укладываю ее на диван, иду в спальню и разбираю постель. Наверное, это хорошо, что пришла Ольга, сегодня я не смог бы здесь спать. Возвращаюсь и после минутных колебаний раздеваю ее до белья. Получается быстро – наловчился. У женщин этого времени на платьях слишком много шнуровки и застежек – не дай бог пережмет горло. Беру ее на руки – она совсем легкая, как пушинка, и отношу в постель. Кладем на бочок, укрываем – замечательно! Приношу платье, вешаю на стул, ботиночки ставлю рядом.
Возвращаюсь в гостиную и сажусь за стол. Мне тоже пора утешиться. Наливаю "сельтерскую" в тот же злополучный стакан и осушаю его в два глотка. Закусываю. Горячее давно остыло, но нам не привыкать. Еще стакан! Вот уже и не так болит… У меня просыпается зверский аппетит: выпиваю и съедаю все, что осталось от Ольги. Вызванный звонком коридорный собирает посуду.
– Любезный! – говорю строго. – Ко мне кузина приехала, у нее отца на фронте убили. Наплакалась, бедняжка, спит. Постели мне здесь! – указываю на диван.
Он кланяется и уносит посуду. Через десять минут у меня роскошная постель. Раздеваюсь, падаю, сон…
* * *Ночью я вижу привидение. Все в белом, как и положено привидению, оно выплывает из спальни и движется к столу. Звякает стеклянной пробкой графина, долго и жадно пьет воду. Затем плывет ко мне. Старательно зажмуриваюсь. Привидение громко вздыхает и исчезает в спальне. Пронесло…
Утро возвращает боль. К душевной добавилась головная. Пока Ольга спит, встаю и совершаю утренний туалет. Затем одеваюсь и бегу в парикмахерскую. Там заказываю полный пакет: стрижка, бритье, мытье головы. Такие процедуры отвлекают от дурных мыслей.
На обратном пути заказываю чай и поднимаюсь в номер. Ольга встала и оделась. Выглядит она куда лучше вчерашнего. Она сильно исхудала со времени нашей последней встречи, но ей это идет.
– Как спалось? – спрашиваю вежливо.
– Плохо! – отвечает она. – Жарко, душно, и постель пропахла духами. Я не люблю запах фиалки.
Я молчу. В конце концов, ее не звали.
– Ты раздел меня? – спрашивает, насупившись.
Киваю. Есть претензии?
– Мог бы и чулки снять! – говорит сердито. – Резинка ногу пережала!
Есть люди, которых не меняет ни время, ни горе. Не далее, как вчера я с ней плакал… К счастью, приносят чай. Молча пьем. Она отодвигает пустой стакан.
– Когда ты уезжаешь?
– Сегодня. Поезд вечером.
– Хорошо! – говорит она. – Успею собраться!
– Для чего?
– Я еду с тобой!
– Ольга Матвеевна! – изо всех сил пытаюсь быть вежливым. – Я отправляюсь на фронт! Там война!
– Я знаю!
– Что вы будете там делать?
– Говори мне "ты"! – сердится она. – Мы кузены, сам сказал. К твоему сведению, я фельдшер, у меня и свидетельство имеется. На фронте не нужны фельдшера?
Нужны, очень нужны! Только другого пола. Женщины-медики тоже служат, но при госпиталях и лазаретах, в строевых частях их нет. Время "ударниц" в гимнастерках "грудь колесом да еще с крестом" еще не пришло.
– Ты замолвишь за меня слово перед начальником, он и согласится! – развивает мысль Ольга. – Кто тебе откажет, ты же герой?!
На фронте к героям иное отношение. Там их много. Я пытаюсь это объяснить, она поджимает губу.
– Господин прапорщик, вы дали слово отцу! Вы намерены его исполнять?
Так и знал! Я чувствовал… Никогда, ничего, никому не обещайте! Найдут, прижмут к стене и потребуют ответа. Что делать? Извечный русский вопрос… Так. Обручального кольца на ее пальце нет, с замужеством что-то не сложилось, но, возможно, свадьбу отложили.
– Почему я, а не жених?
– Юра погиб в сентябре, не успела тебе сказать, – она легонько вздыхает. Это горе уже отболело.
– У тебя есть тетя в Москве…
– Она мне двоюродная! Это раз. Во-вторых, у нее свои дети. Я там чужая.
Знакомо.
– Павел! – она умоляюще складывает руки на груди. – Я тебя очень прошу. Ты единственный близкий мне человек! Хочешь, на колени встану?!
Этого не хватало! Кузина на коленях умоляет кузена взять ее фронт – она хочет быть полезной Отечеству. Картина Репина, Ильи Ефимовича, писана маслом, размер холста три на два аршина… Как быть? По штату авиаотряду полагается врач. У нас его нет – врачей на фронте не хватает. У нас и фельдшера нет – их тоже мало. По большому счету что врач, что фельдшер отряду без нужды – мы всегда базируемся неподалеку от госпиталя. Однако свободная должность имеется. Попробовать можно. У меня долг перед покойным Розенфельдом, долги надо платить. Пусть съездит! Если ей откажет Егоров, с меня взятки гладки. Мавр делал дело, у мавра не получилось. Я куплю ей обратный билет и дам денег на дорогу. С превеликим удовольствием.
– Подожди меня здесь!
Сергей давно встал и сейчас сортирует покупки. При первой возможности он шлет посылки домой. У него мать, отец, шестеро младших братьев и сестер. Временами я ему дико завидую. Меня Сергей встречает настороженно. Быстро объясняю.
– Вези, кого хочешь! – он машет рукой. – Только одно условие: с Егоровым объяснишься сам!
Соглашаюсь и откланиваюсь. В принципе такого ответа я и ждал, но субординацию надо блюсти – в командировке Сергей старший. Однако аппараты добыли мы, за них мне что угодно разрешат.
При моем появлении Ольга вскакивает с дивана. Глаза у нее как у раненой лани. Плохой дядя едва не забрал у ребенка игрушку.
– Слушай меня! – говорю нарочито сурово. – Поезд отходит в семь. У нас забронировано купе, места хватит. (Купе – прощальный подарок от Евстафия). С собой бери только самое необходимое – на войну едем. Если опоздаешь…