– Да-да, одну секундочку, – маме надо договорить подруге что-то важное. Но сын с возмущением топает ногами и начинает рыдать.
– Я, я, я тебе уже два раза сказал, – захлебывается он слезами.
В голосе его слышится такая обида: ну как же, ему ведь что-то надо, он – ребенок, он – главный. Мама просто обязана все бросить и обратить на него внимание.
Было бы еще понятно, если бы такой «детоцентризм» процветал в городах, но вот я уже несколько дней наблюдаю за одной крестьянской семьей, продающей овощи на базаре. Посреди фруктов и овощей, разложенных в корзинах прямо на земле, крутятся девочки-двойняшки. Они бегают между ящиками и покупателями, требуют от родителей то монетку, чтобы ею поиграть, то кока-колу – попить. И все это – сейчас же, немедленно. Они перебивают взрослых в самый разгар купли-продажи. Дергают то мать за юбку, то отца за штанину. На все это ни мать, ни отец, ни, что поразительно, покупатели не обращают никакого внимания. Вернее, родители обращают – чтобы немедленно исполнить просьбу, но – ни одного замечания, ни одной раздраженной нотки. А ведь это не образованные горожане, прослушавшие курс современной семейной педагогики, а самые обыкновенные крестьяне. Представляю себе нашу маму, а тем более папу в подобных обстоятельствах. Они давно бы уже наорали, надавали подзатыльников, пригрозили бы страшными наказаниями.
Детей здесь любят наряжать, для них не жалеют дорогой материи, атласа, кружев. Это можно наблюдать с самых первых дней появления человека. Как-то мне довелось наблюдать ритуал крещения в церкви.
Младенца принесли закутанным в одеяло и нарядный пододеяльник. Перед тем как окунуть в купель, его раздели. Священник окурил храм тимьяном. Потом обмазал рот, нос и глаза ребенка миром и срезал с головки прядь волос.
В это время крестная мать уже ожидала младенца с полотенцем наготове. Когда крещение окончилось, она приняла его на руки, обтерла насухо. И начался следующий этап ритуала – обряжение. Меня поразил наряд этого крохотного существа. Его одежда была сшита из шелка, бархата и отделана золотым шитьем.
Позже я видела, что подросших детей тоже одевают в яркие, нарядные одежды. Но особенно сильное впечатление произвели на меня юные гости на свадьбе. Прежде всего, их было много. Они бегали вокруг столов, играли, перекрикивали, толкались. Никому даже в голову не приходило их остановить. И все они были одеты ничуть не менее нарядно, чем взрослые гости. Мальчики красовались в белых рубашках и бархатных жилетках, а на девочках. это было для меня совсем неожиданным: платья девочек в точности повторяли платье невесты – белые, пышные, с оборочками и лентами, некоторые еще и со шлейфом. А на головах – короны. Впрочем, они были похожи не на невест, а скорее на принцесс. Внимание гостей было сосредоточено не столько на новобрачных, сколько на этих юных героинях бала. И всем было понятно, кто здесь главный.
– Мы привыкли воспитывать своих детей в бархатных перчатках, – говорит Таня Рахматулина. – Им все прощается, на них не распространяются запреты, кроме тех, что вредят здоровью. С ранних лет они привыкают находиться в обществе взрослых и потому чувствуют себя со старшими наравне.
На удивительный, непререкаемый приоритет ребенка обращают внимание в первую очередь русские мамы.
– Дети здесь – это просто божки какие-то, – говорит Татьяна. – Им нельзя делать замечания, их нельзя ругать, а уж о наказании и речи быть не может.
Она сказала это, как бы оправдываясь за своего сынишку: тот не давал нам поговорить, пока мы ехали в машине. Он перебивал каждые пять минут. Он требовал, чтобы мы ехали не этой дорогой, а другой, потому что там есть магазин, где продают его любимые булочки. Когда же мы остановились и мать сказала, что быстро сходит за булочками, он, не говоря ни слова, вышел из машины и пошел вслед за ней в магазин. Я не могла дождаться, когда мы приедем домой, и там он займется чем-нибудь и даст нам, наконец, спокойно пообщаться. Но и дома он все так же требовал к себе внимания. И когда Татьяна наконец сказала: «Солнце мое, ты не мог бы оставить нас вдвоем?» – он жутко обиделся. Видно было, что такое невнимание для него непривычно и просто невыносимо.
– Ну, как вам это нравится? – вздыхала Татьяна. – Киприоты, по-моему, просто соревнуются, кто больше носится со своими детьми. Попустительствуют им во всем. Балуют ужасно. Ужасно, – повторила она.
Помолчала. Потом вдруг неожиданно сказала:
– И знаете, что самое поразительное? Вот эта чрезмерная любовь к детям, она потом оборачивается большим вниманием к родителям. Нет, не тогда, когда эти детишки становятся подростками или юношами, а позднее, когда они уже выросли, а их родители постарели. Вот тогда взрослые дети с огромной заботой относятся к своим старикам. Хотя, казалось бы, эта избалованность в детстве должна была бы воспитать их законченными эгоистами. Вот я и думаю: может, это не так уж плохо, чрезмерно любить детей, потакать им, многое позволять, пока они маленькие. Может быть, именно поэтому потом, когда вырастают, они так заботятся о родителях?