- Бдю. Зрю в корень.
Мимо по коридору проходили офицеры, кивком здоровались, косились на штабс-капитана. "Верно, ребята, небритость для меня нехарактерна, - думал Ковалев. - Раз небрит, значит что-то случилось. А что случилось? Просто проспал."
- Кстати, насчет корня... Ты выяснил про эту траву, аллиум этот?
Козлов вздохнул.
- Докладываю. Справедливо предполагая, что в гимназии преподавали ботанику, я начал вчера разыскивать преподавателя ботаники. Дело осложнилось тем, что личных дел преподавателей не сохранилось.
- Если они вообще были, в чем я сомневаюсь. Штатские же люди.
- Принимаю поправку. Из старожилов гимназии я сначала разыскал сторожа. Такой забавный сумасшедший старик.
- Верю.
- А через него вышел на ботаника. Это был некий Нестеров Вениамин...
- Почему был? Где он сейчас?
- На кладбище. У Воскресенского храма, слева от ворот. И что самое обидное для нас, умер всего неделю назад.
- Дальше.
- Дальше, собственно, все. Думаю, в этом городишке нет других специалистов по цветам.
- Должны быть справочники в гимназической библиотеке.
Поручик опять вздохнул:
- Гимназическая библиотека свалена в кладовке, на первом этаже, рядом с караульным помещением. Если хотите, загляните.
- Что там?
- Там добрые сотни пудов книг свалены штабелями до потолка. Работы на неделю. С Далем мне просто повезло, рядом лежал, у входа.
- Н-да. Двух толковых солдат из отдыхающей смены - и пусть разбирают.
- А выносить куда, Николай Палыч, в коридор?
- В задницу.
- Будет сделано. Ума не приложу только, как сформулировать солдатам задачу. Приложи, поручик, приложи. Для того он у тебя и есть. Ты же сам говорил, что оружие контрразведчика - голова.
- Чтоб объяснять солдатам ботанику?
Спустившись к полудню к выходу, Ковалев с удовлетворением увидел, как два солдата чихая от пыли выносят книги пачками в коридор и складывают возле стенки.
"Захламят коридор весь," - Ковалев присел и начал перебирать книги.
Пушкин. Хороший поэт, вот только про растения не писал... Хотя нет, писал. Анчар.
А вдруг и здесь нет нужной книги? Что это мы так зациклились на этой кличке? Как оно там? Аллиум нутанс.
Ковалев прошелся вдоль стены, выискивая золотистый корешок Даля. Ага, вот. И малый словарь Ефрона с Брокгаузом тут же. Штабс-капитан пошелестел страницами.
Аллиум нутанс.
- Разрешите, ваше благородие.
Ковалев посторонился, и солдат грохнул рядом еще одну кипу книг.
- Аллиум нутанс.
- Чего, ваше благородие?
- Нет, ничего... Вы их просматриваете?
- Так точно, - солдат вытянулся. - Их благородие господин поручик приказали искать про растения, про медицину и про сельское хозяйствование.
- Правильно приказал. Что-нибудь нашли?
- Никак нет.
- Ищите, - Ковалев бросил черный с позолотой том Брокгауза в пачку. Хорошо ищите.
Штабс-капитан пошел к парадной лестнице, раздумывая, не стоит ли подняться к себе, ознакомиться с донесениями агентов, а заодно просмотреть данные по ремонту подвижного состава или плюнуть и сходить пообедать. У лестницы его нагнал подпоручик Резуха. Он был в шинели, только что с улицы.
- Господин штабс-капитан! Хорошо, что я вас нашел. Мне сказали, вы внизу...
- Что случилось?
- Убийство. Попа угробили.
- А я здесь при чем?
Пока не установился гражданский порядок, не была налажена работа криминальной полиции, уголовный розыск, генерал Ходько распорядился отдать все общеуголовные преступления по городу одному из отделов контрразведки, который возглавлял Ротмистр Парфенов.
- Так это наш поп. Сява.
Ковалев выругался. Сява был одним из самых результативных внутренних агентов. На исповедь к нему ходили очень многие занятные и интересные люди. Ходил и Ковалев. Это не вызывала ни у кого никаких подозрений. Сява рассказывал Ковалеву все любопытное, что несли ему страждущие, желающие облегчить душу, а также все, что мог разузнать в церковных кругах.
Кстати, именно с помощью данных попа Сявы Ковалев помог отделу Парфенова раскрыть серию налетов и два убийства.
Отца Аркадия накололи на бабе и сребролюбии. Жаден оказался батюшка, потому и получил вторую, неофициальную кличку "Жид".
С отца Аркадия Ковалев расписок не брал, боясь затронуть самолюбие батюшки. Решили полюбовно: раз в неделю беседовать в храме. Без всяких формальностей. Поп не подводил.
- Парфенов уже там, - доложил Резуха, - они сразу выехали, начали работать, пока не выяснилось, что это наш агент. Я только что оттуда.
- А откуда это выяснилось?
- Я сказал. А что, не надо было?
- Съезжу, посмотрю. Автомобиль, конечно, занят?
- Ага, Парфенов на нем и укатил.
- Ладно, на извозчике доедем. Иди, лови, я сейчас выйду, шинель только накину.
Штабс-капитан направился к лестнице, но сделав несколько шагов, остановился. Вернулся к выносящим из кладовки книги солдатам, присел и раскрыл словарь Ефрона и Брокгауза на букве "Р". Интересующего слова здесь не было. Ковалев раскрыл на той же букве Даля. Тут также слова не было.
Ковалев вздохнул, положил книгу на место и пошел за шинелью.
Парфенов был невысоким коренастым человеком лет сорока пяти. Близко Ковалев его не знал, но Парфенов нравился ему своей основательностью, неторопливостью. В управлении все звали Парфенова на "вы", а за глаза "стариком".
Он стоял возле ворот храма, задумчиво посасывая трубку, пока подчиненные осматривали окрестности и опрашивали окружающих.
Пробившись сквозь толпу любопытствующих и плачущих старушек, кончиками платков промакивающих слезы, Ковалев поздоровался с ротмистром.
- Здравствуйте, Валерий Иванович. Ну что у нас?
- Здравствуй, Коленька. - Ротмистр кивнул в сторону храма. - Твой?
- Мой...
- Угу. Мне твой Резуха сказал, когда примчался, и я сразу за тобой послал. Иди, говорю, обрадуй начальство, - он неторопливо выбил трубку о каблук. - Осень в этом году поздняя. Середина октября, а как будто сентябрь. И тепло довольно.. Ну пойдем, посмотрим.
Отца Аркадия убили ранним утром прямо в храме тремя выстрелами.
Сява лежал за алтарем, уставив стеклянные глаза в потолок. На черной рясе расплывались три багровых пятна. Рядом лежал подсвечник.