- Ну-с, я вижу успехов никаких. Враг работает в этих стенах... Поймите, господа, я вызвал вас обоих в нарушение субординации, поскольку задание это весьма деликатного свойства поручал вам обоим.
- Мы понимаем, ваше превосходительство, - Ковалев осторожно подбирал слова. - Но кое-какие успехи у нас есть. По крайней мере сейчас мы точно можем сказать, кто шпионом не является.
- Вы шутите, господа?
- Мы сузили круг до пяти человек, провели комплекс мероприятий и, думаю, что в ближайшее время... Нам известна даже кличка агента у красных.
- Медленно, медленно, господа. Может быть, вам нужна помощь? - Генерал прохаживался по кабинету, и офицеры провожали его взглядами.
- Ваше превосходительство, нам кажется, что не стоит расширять круг посвященных.
- Я тоже так думаю и рад, что наши мнения совпадают, - кивнул Ходько.
- от если бы только убрать текучку. Заедает. Снимите с нас листовки и саботаж. Хотя бы станцию.
- Текучка, голубчик, всех заедает. Что ж, это жизнь. Я подумаю, что тут можно поделать, подумаю.
Генерал еще раз прошелся по кабинету, мягко ступая сапогами по ковру.
- Ну и сколько вам еще нужно времени?
Штабс-капитан и поручик переглянулись.
- Максимум месяц, - выдохнул Ковалев.
Поручик молча кивнул.
- Ого! - Ходько не скрыл удивления. - Целый месяц?
- Максимум, ваше превосходительство. Думаю, при удаче справимся быстрее.
- Ладно. Постарайтесь, постарайтесь, господа.
- Разрешите идти?
- Погодите. Еще не все. Я вызвал вас, штабс-капитан, не только поэтому.
Ковалев насторожился.
- Представьте себе, штабс-капитан, сегодня явился ко мне для представления по случаю прибытия в наш город некий подполковник. Прибыл он сюда с целью формирования отдельного полка с прямым пока подчинением Ставке. Я так полагаю, что и для строительства укреплений, если красные продавят фронт.
Ковалев смотрел на генерала с возрастающим недоумением.
- Из разговора выяснилось... ну то есть подполковник просил оказать возможное содействие, а я по-мальчишески хвастался кадрами и упомянул в том числе вас, как перспективного офицера, - Ходько строго глянул на штабс-капитана. - Может быть и незаслуженно! И тут выяснилось, что Николая Павловича Ковалева он знает. Попросил проводить его к вам, но я решил, что удобнее будет пригласить вас. Заодно и послушать про успехи моего перспективного офицера.
Ходько прошел в угол кабинета и открыл внутреннюю дверь, ведущую в помещение для отдыха. За первой дверью показалась вторая, звукоизолирующая. Отворив и ее Ходько заглянул в комнатку.
- Господин подполковник, ваше недолгое затворничество завершилось, мы закончили делиться секретами и устраивать выволочки. Прошу вас, милейший. Ваш приятель здесь.
Подполковник еще не показался в проеме двери, как Ковалева озарило, и лицо его вспыхнуло улыбкой. Алейников!
- Дима!
- Колька!
Друзья бросились навстречу друг другу и обнялись, хлопая друг друга по спинам. С Алейникова слетела фуражка, но он даже не заметил этого.
- Живой, черт!
- Живой, живой. Здравствуй, брат!
- Растроганный этой встречей Ходько снял пенсне, поморгал глазами. Поручик Козлов открыто и широко улыбался.
- Ну ладно вам, как барышни, - с напускной строгостью сказал генерал. Идите отсюда, отпускаю вас до обеда. Вон у Хмельницкого посидите. Идите. И помните мою просьбу поторопиться.
Выйдя из приемной в коридор, Ковалев спохватился.
- Да! Я же вас друг другу не представил, - он обернулся к Козлову. Это мой друг, ныне подполковник Дмитрий Алейников. А это - поручик Олег Козлов, весьма способный офицер, прирожденный контрразведчик.
Козлов неопределенно хмыкнул.
Они сидели за столиком пустого ресторанного зала и перебивая друг друга говорили, рассказывали, стараясь втиснуть в несколько коротких предложений годы жизни и поток событий.
Дважды официант подносил по бутылке вина.
Алкейников рассказывал о службе на Кавказе, о Бессарабии, где воевал. Потом воевал в Малороссии с Петлюрой. Потом снова Кавказ. Своя специфика. Дашнаки, мусаватисты, бакинская нефть. Оттуда через Царицин по Дону в Воронеж. А теперь вот здесь, формирует полк.
- А помнишь, мы с тобой перепились в Петергофе и ты упал в фонтан?
- Конечно, помню. И бегали от городовых.
- А ты помнишь в Крыму ту, длинную?
- Длинную?
- Ну, после хереса мы пошли к морю...
- А-а! Генеральская дочка. Генерала от инфантерии этого... как его...
- Помню, мосластая такая... Давай еще по одной. А помнишь, в последний раз, в Москве царя свергали. Крестовская такая еще там была...
- О! - Ковалев поднял палец. - А ты знаешь, кстати, что теперь с Крестовской?
- Нет.
Ковалев хлопнул в ладоши.
- Столкнулся я с ней в Харькове!
- Да ну! Ну-ка, ну-ка!
- Я был в комиссии... Когда мы взяли Харьков...
...Через полчаса, через бутылку вина, когда Ковалев в общих чертах посвятил друга в свою работу - листовки и саботаж, а подполковник обрисовал положение на фронтах, он вдруг вспомнил:
- Да! Я ведь женился недавно!
- И молчишь! Кто такая? Как это среди войны - и вдруг обвенчался?
- Удивительная женщина. Знаешь ли, мы познакомились в Тифлисе несколько лет назад. Некоторое время просто общались. Потом нас раскидало. А вот недавно совершенно случайно встретились в Царицине. И решили пожениться. Решили, что это судьба - среди такой войны встретились два человека. Она на днях приедет. Она совершенно великолепный человек, чуткая, мягкая, красивая. Хотя, что я тебе рассказываю, у меня же есть ее фотографическая карточка.
Алейников достал из кармана белый прямоугольник с резными краями и протянул Ковалеву.
Ковалев взял в руку карточку.
На фото стояла Даша.
x x x
"Моя Даша!
Бог весть, как она оказалась в Тифлисе. Война мешает судьбы самым причудливым образом.
- Ты чего побледнел?
Я сидел и не знал, что мне делать, плакать или смеяться. Повезло мне или на мою голову обрушилось несчастье? Я молил о встрече. Я получил сразу две. Спасибо, Господи, щедро. В этом адском котле наши пути с Дашей вновь пересеклись, но она уже не моя.
- Дима, помнишь, я в Москве в тринадцатом рассказывал тебе об осенней фее, которую встретил в Бежецке, когда имение продавал?