— С вами можно было бы согласиться, бейэфенди, — учтиво ответил молодой человек, — если бы я один старался открыть людям глаза. В том-то и дело, что в наше время правду узнают не только друг от друга. Окружающая действительность, или, как теперь пишут газеты, «экономические условия жизни», — вот что помогает нам осознать истину!.. После мировой войны люди удивительным образом переменились: они поумнели, стали расторопнее… Теперешнее поколение не чета вашему. Никто больше не хочет жить с закрытыми глазами, довольствоваться тем, что у него есть. Людей одолела жажда наживы… И вот вам результат: старые моральные устои рушатся, и нет силы, которая могла бы остановить этот процесс. Возможно, у вас иные взгляды?
Али Риза-бей побледнел, губы его задрожали.
— Я, конечно, человек старый, — с натянутой улыбкой сказал он, пытаясь не выдать своего волнения. — Нас, стариков, понять, может быть, трудно, но всю жизнь я верил, что не в деньгах счастье. С этой верой и доживу свой век.
— Я готов с вами в чем-то согласиться, — снисходительно ответил гость. — Однако вот вам пример, который, быть может, покажется вам убедительным. Человек ищет успокоения в молитве или музыке, он способен найти утешение в садоводстве, цветах или, скажем, в воспитании детей. Но ведь этим сыт не будешь, для всего нужны деньги. Положим, вы любите цветы, а денег у вас нет. Сколько ни старайтесь, прекрасный цветок не вырастет без удобрения, на голой земле… Вы отец семейства, у вас есть дети, но денег у вас нет. Думаю, что и дети в таком случае не принесут вам радости. А на склоне лет вы увидите только листопад в вашем саду… О, это будет печальное зрелище!..
Али Риза-бей склонил голову над котелком, чтобы быстрее покончить с обедом. Есть не хотелось, кусок застревал в горле. Последние слова молодого человека особенно больно ранили его. Да, он отец пятерых детей и ни одного из них пока еще не вывел в люди. Конечно, ему было неприятно слышать, что «экономические условия жизни» рано или поздно откроют глаза его детям, и они тоже постигнут подобные горькие истины.
Всю жизнь он старался воспитывать в детях честность и порядочность. Неужели и их коснется тлетворное влияние нового века? Неужели перед смертью ему суждено видеть только листопад в саду, который он с такой любовью выращивал?
Али Риза-бей не был слепцом. Его и раньше одолевали сомнения. Но никогда опасность не представлялась ему столь реальной и грозной, как теперь. От бога он никогда ничего не ждал, но сейчас невольно повторил про себя: «Господи, убереги детей моих!..»
II
Типичный представитель чиновного сословия Османской империи, так сказать, питомец Высокой Порты,[1] Али Риза-бей до тридцати лет исправно служил в канцелярии министерства внутренних дел и, возможно, служил бы там до самой смерти, если бы не семейные обстоятельства. Внезапно умерла сестра, а через два месяца скончалась мать, и жизнь в Стамбуле стала невыносимой. Тут как раз подоспело его назначение в Сирию на должность начальника уезда. С тех пор и начались его скитания вдали от родных мест.
Али Риза-бей с радостью уезжал из Стамбула. Подобно многим наивным больным, которые считают, что в мучениях их больше всего повинна кровать — это ложе страдания — или же окружающие их вещи, Али Риза-бей полагал, что только с переменой обстановки придет исцеление…
Целых двадцать пять лет он прожил вдали от Стамбула, исколесил всю Анатолию, сменив за это время немало должностей.
Али Риза-бей отличался образованностью и трудолюбием, однако ни ученость его, ни усердие никогда не шли на пользу дела. Он знал несколько языков: помимо арабского и персидского, владел еще английским и французским. В молодости увлекался литературой, напечатал под псевдонимом несколько стихотворений в журналах. Он интересовался философией и историей, читал книги не только дома, на досуге, но и в присутствии. Это, пожалуй, было его единственным проступком за долгие годы служения государству, — как-никак служебное время принадлежит казне…
Али Риза-бей был до щепетильности чистоплотен и до смешного скромен и вежлив. Он считал, что чиновник, злоупотребляющий властью или нарушающий законность, совершает самое тяжкое преступление перед государством и собственной совестью. Строже всех он судил самого себя: действия и поступки должны соответствовать не только букве закона, но и принципам нравственности. Короче говоря, он придерживался неизменного правила-верши дела по совести и по чести! Но все это не мешало ему быть равнодушным к службе. Знавшие Али Риза-бея так о нем отзывались:- «Золото, а не человек, ну, прямо святой… Все готов для тебя сделать: и молитву прочесть, и стихи спеть, и о науке с тобой потолковать. Вот только одного от него не жди, хоть и упрашивать будешь слезно, — дела настоящего!..»
Женился Али Риза-бей поздно, когда ему уже было под сорок. Обзавестись семьей в его понимании это значило все равно что основать новое государство. Он, может быть, вообще не решился бы на столь серьезный шаг, если бы однажды его ближайший друг не предложил ему в жены дочь своего родственника. Ответить отказом другу Али Риза-бей постеснялся, только потому и женился.
На его счастье, жена оказалась женщиной серьезной и порядочной. Правда, ей было не двадцать лет, как его заверяли, а по меньшей мере двадцать пять. Но это не помешало семейному счастью.
После женитьбы Али Риза-бей начал заботиться о продолжении своего рода, проявив при этом рвение, отнюдь не свойственное ему на служебном поприще. За каких-нибудь семь лет семья его увеличилась до пяти человек. После четырехлетнего перерыва родилась еще дочь, и кормить уже надо было шестерых.
Еще в те времена, когда Али Риза-бей пописывал стихи, он любил повторять: «И бурное течение событий спокойней лицезреть издалека». Так вот, несмотря на свой довольно высокий пост, Али Риза-бей предпочитал держаться в стороне от мирской суеты, оставаясь лишь созерцателем. Он был убежден, что жизнь невозможно переделать или направить по новому руслу — как все шло испокон веков, так и будет идти.
Но жизнь внесла поправки: один за другим рождались дети, вот они-то и заставили его отступить от прежних убеждений. Невозможно воспитывать пятерых детей и быть в то же время безучастным наблюдателем. Равнодушный к делу чиновник, служивший без особого усердия, стал заботливым отцом, готовым на любые жертвы ради благополучия детей. И то, что денно и нощно он пекся о своих чадах, нисколько его не тяготило. Наоборот, он чувствовал себя счастливым. Одна только мысль тревожила его в часы усталости: «А вдруг я умру раньше времени?» Но тут же он пытался себя успокоить: «Ничего, я достаточно еще здоров, и сил у меня хватит. Аллах милостив, лет двадцать проживу и семью как-нибудь сумею прокормить…»
Двадцать лет — это, разумеется, предельный срок. На худой конец, его устраивали десять лет. Хотя дочь Айше, его последнее творение, появилась на свет поздновато. Но раз уж появилась — ничего не попишешь, пугаться, во всяком случае, не стоит. Если случится что, он препоручит ее старшим детям. Не бросят же они девочку на произвол судьбы. Нужно только старших воспитать как следует.
Однако непредвиденные обстоятельства перевернули все планы Али Риза-бея. В пятьдесят пять лет он вынужден был оставить государственную службу.
В то время он занимал пост мутасаррифа в Трабзонском вилайете.[2] Однажды в подведомственном ему санджаке произошел неприятный инцидент: молодой человек пытался похитить чужую жену. Между мужем и похитителем произошла стычка, в которой оба получили ножевые ранения.
1
Высокая Порта (по-турецки: Бабыали — «высокая дверь») — так называлось правительство Османской империи.