Выбрать главу

Али Риза-бей в растерянности закрыл глаза и задумался. В самом деле, если бы его сын привел домой, в его семью, потаскуху, смог бы он назвать ее своей невесткой?.. Сказать «нет» — значит признать себя побежденным. Ну что ж, оп готов солгать, чтобы выиграть это важное и, наверное, безнадежное дело…

Но в отчаянии, помимо своей воли, он произнес:

— Вы правы, наверное, не согласился бы…

Музаффер-бей торжествовал: наконец ему удалось нащупать слабое место своего противника, и он спешил закрепить победу:

— В таком случае, представьте, что я не только ваш ученик, но ваш сын…

В ожидании ответа он вопросительно посмотрел на своего учителя. Однако Али Риза-бей не сдавался.

— Если мой сын поступил бы подобным образом, — сказал он раздраженным тоном, упрямо склонив голову, — я решил бы все очень просто: отрекся бы от сына и не пожелал бы его больше видеть…

— Али Риза-бей, давайте рассуждать здраво! — Музаффер перешел в новое наступление. — Эта девушка в поисках хорошей партии решила во что бы то ни стало женить меня на себе. А я не хочу жениться, но готов, однако, помочь ей: увеличить жалованье, выдать, кроме всего прочего, определенную сумму. Это облегчит ее материальное положение…

Он ласково погладил Али Риза-бея по плечу и, словно желая успокоить его, проговорил:

— Какая у вас добрая душа, даже слишком добрая. Честное слово, ну зачем так близко принимать к сердцу… Вы расстраиваетесь совершенно напрасно…

Али Риза-бей, опустив глаза, горько улыбнулся:

— Расстраиваюсь?.. Это вы верно сказали. Даже очень… Но я огорчаюсь и жалею не столько ее, сколько своих детей…

— Ваших детей? Это почему же?

— А потому, что из-за этой истории я вынужден бросить службу, и дети мои, возможно, будут после этого голодать…

Музаффер-бей почувствовал, что в словах старика нет ни капельки притворства или угрозы, но прикинулся, будто ничего не понял.

— Что вы говорите, разве я вас обидел? Сделал вам что-нибудь плохое?

— Нет, отчего же, — спокойно ответил Али Риза-бей, сознавая, что сам сжигает за собой все мосты. — Наоборот, вы для меня сделали только хорошее: помогли в трудную минуту, относились ко мне с уважением. Я вам очень благодарен. Но как я могу остаться здесь после этого скандала? Не ради красного словца я сказал, что если бы мой сын совершил нечто подобное, я отрекся бы от него. А вы для меня — почти как сын. Значит, я должен от вас отречься. Вы соблазнили девушку, которая поступила сюда на работу по моей протекции, вот и выходит, что я сводник… Ну хорошо, пусть все не так, но разве можно убедить в этом других? Я так считаю — надеюсь, со мной согласятся и моя семья, и мать Леман: кусок хлеба, который заработан здесь, — это нечестный хлеб… Он застрянет в горле.

Дело принимало серьезный оборот, и Музаффер-бей не на шутку встревожился.

— Разрешите, мой ходжа, я скажу несколько слов… — попытался он прервать речь упрямого старика.

— Незачем! — перебил его Али Риза-бей и продолжал: — Я знаю, что вы хотите сказать. И возможно, вы скажете все очень правильно. Но я уже стар и не смогу принять ваши доводы…

— Надеюсь, мой ходжа, вы примете от меня и в другой раз помощь? — робко спросил Музаффер-бей, понимая, что ему не удастся переубедить старика.

— Нет, я не могу принять от вас никакой помощи, — тотчас же с детской запальчивостью ответил Али Риза-бей. — Вы обо мне не беспокойтесь! С голоду, надеюсь, не умрем. Все как-нибудь образуется.

— Надеюсь, мы еще увидимся?

— Обязательно, сын мой!

Однако Али Риза-бей был уверен, что не только на этом, но и на том свете они уже никогда больше не встретятся…

В тот вечер Али Риза-бей еле успел к последнему пароходу. Так случалось частенько, — всякий раз, когда он засиживался на работе, ему приходилось брать извозчика, — ничего не поделаешь: служба требовала иногда непредвиденных расходов.

Сойдя с парохода, он по привычке направился к выстроившимся около пристани фаэтонам. Но, вспомнив, что теперь он безработный и жалованья получать не будет, сразу замедлил шаг. Да, отныне ему, пожалуй, эта роскошь не по карману…

Уличные торговцы надрывались изо всех сил, стараясь перекричать друг друга и поскорее распродать оставшиеся товары.

Али Риза-бей в нерешительности потоптался около корзин с овощами и фруктами. Товар, конечно, лежалый, не первой свежести, зато стоит в два раза дешевле, чем утром. Это надо будет иметь в виду на будущее. Пожалуй, выгоднее покупать продукты именно в это время.

И как ему раньше не приходила в голову такая блестящая мысль?!

Неторопливо шагая по опустевшим улицам Ускюдара, он, сам того не замечая, вскоре подошел к кладбищу Караджа-Ахмед. Ему всегда здесь становилось страшно и тоскливо, сердце начинало учащенно биться. Однако в этот день он чувствовал странное возбуждение, хотя устал гораздо больше, чем обычно. Он прошел еще немного и вздумал было присесть на камень, у обочины дороги, но не решился. Его не пугала ночная тишина и близость кладбища. Он боялся другого: стоит ему сесть и предаться горьким думам, как он навеки тут останется под сенью кладбищенских кипарисов, в непроглядном ночном мраке, в пропасти тоски и отчаяния…

Дом Али Риза-бея был освещен ярче обычного. Может быть, его глаза слишком привыкли к темноте? Но нет, действительно, в доме и в саду горел свет. Видно, по случаю какого-то праздника?.. Калитка открыта настежь, на деревьях развешены зажженные фонарики.

«Иде-е-т!» — еще издали он услышал радостный крик Айше. Вся семья — сын, дочери и, что особенно странно, жена, которая обычно за калитку не выходила, — выбежала его встречать на улицу. Чего бы ради? Сегодня траур, пожалуй, уместнее, чем веселье… Однако Али Риза-бей промолчал. Они тоже пока ничего не говорили.

Веселая, с сияющим лицом Айше схватила отца за руку и потащила в сад. Там его ждал новый сюрприз: под навесом был накрыт праздничный стол. Наконец все выяснилось! Его сына Шевкета приняли на работу в банк с окладом сто лир в месяц.

Али Риза-бей невольно поднял глаза к небу: «О, господи! Бывают же чудеса. Сто лир в месяц!.. Почти столько же, сколько я получал до сегодняшнего дня… Значит, существует еще справедливость. Из строя выбыл боец, но на его место тут же встал другой, чтобы продолжать бой…»

Еще с малых лет он внушал своему старшему сыну: «После меня ты останешься кормильцем. Если я умру, ты будешь главой семьи».

Али Риза-бей прижал к груди русую голову сына и, не сдержавшись, заплакал. Дети никогда не видели отца плачущим и, глядя теперь на него, думали, что это слезы радости и гордости за Шевкета.

VI

Совсем недавно Шевкету исполнилось двадцать один год. Он учился всегда хорошо; особенно легко ему давались языки. Правда, своими знаниями он был обязан не столько школе, сколько отцу. Как и большинство детей государственных чиновников, вечно кочующих с места на место, мальчик ни в одной школе не задерживался больше двух-трех лет.

Али Риза-бей выхаживал первенца, точно садовник любимое деревцо, желая, чтобы его единственный сын отвечал, тому идеалу, который он создал в мечтах.

Что ж, Шевкет много знал, только все эти знания вряд ли могли пригодиться ему в жизни. Али Риза-бею очень хотелось, чтобы сын окончил высшее учебное заведение. Но ничего не поделаешь, — видно, не судьба! Впрочем, и без высшего образования Шевкет стал настоящим человеком, ни в чем не уступая тем, кто получил высшее образование в Стамбуле или даже в Европе. И вот теперь, в трудную минуту жизни, сын поддержал старика отца, получил хорошую должность, — разве это не чудо?