- У меня, между прочим, есть крепкая русская водка в холодильнике. Вмажем по сто. А то грех не выпить за такую встречу с замечательным трактористом и добрым человеком, как Вы, Султанбай. Бухнем тихонько, чтобы жена моя не заметила. Не-ет, я не боюсь ее. Только, знаете, я не выношу плачь и слезы женщины. А тут такая встреча. Тем более Вы тракторист, а я механик животноводческих ферм, то есть, выходит, мы коллеги - хитро заморгал Абдулджаббар. И добавил:
- А Вы знаете, как мой отец учил меня в юности? Он часто говорил, что сынок, ешь дерьмо, но сразу вытри свой рот комком, чтобы никто не заметил, того, какое дерьмо ты ел. Отец мой был таким мудрым человеком, уууууууу... - хвастался он и начал смеяться в кулак, тряся плечами.
-Да, не надо, дядя, я не пью спиртное! Я за рулем и у меня клиенты! - сказал Султан, сидя за хонтахтой в позе Будды.
- Нет, надо! Вы гость и не имеете тут права голоса. Я тут хозяин. Ну, по пятьдесят... Выпьем эту соловьиную слезу за здоровье председателя нашего колхоза товарища Кокюталова абу Саласаримсак ибн Гуслвожиб Тезактельбакезарувуча - сказал Абдулджаббар и вышел. Через несколько минут он вернулся с водкой и звенящими ташкентскими пиалами в руках. Он так улыбался довольный до ушей, что его улыбающийся рот напоминал резаный арбуз. Присев, Абдулджаббар откупорил бутылку русской водки, зубами, словно собака, грызущая кость.
Потом разлил огненную влагу в пиалы, со словами "прости нас Аллах" и протянул Султанбаю пиалу.
- Ну, Султанбай, выпьем слезы соловья, который развяжет нам языки - сказал он. Султан никогда бы не брал в руки пиалу с водкой, но взял пиалу, так как не хотел обидеть отца своей возлюбленной девушки.
- Давайте, выпьем сперва, как говорится, за нашу встречу. А там видно будет, за что пить следующие стопки. Будем здоровы! А ну-ка поехали! - сказал Абдулджаббар, словно великий русский космонавт Юрий Алексеевич Гагарин перед отлетом в космос. С такими словами он залпом осушил пиалу и начал закусывать, искажая гармошкой лицо и выдыхая воздух, который огнём сжигал его внутренность. Султан только глотнул водку и поставил пиалу на хонтахту. Он закусил салатом, пригтовленный из помидоров, из лука и горького перца. Пока Хуршида готовилась принести плов, водка в бутылке кончилась. А Абдулджаббар уже охмелел.
- А ну-ка, берите, ешьте плов, Султанбай. Или Вам принести ложку? Сразу видно, что Вы городской. Городские люди бывают очень культурными, и они едят плов ложкой. Это их право. Но эти глупые люди не знают, во скольких ртах побывала эта ложка. Думать даже об этом неприятно. А рука, она своя, собственная, живая ложка, которую подарил нам никто кто иной, как сам Бог Всемогущий! По этой простой причине мы с Вами второе блюдо всегда есть должны только руками. А жидкие блюда мы должны есть с хлебом, обмакивая кусочки в бульоне. Так говорил Великий Ибн Сина, ну, тот самый Авиценна, который родился в селе Афшана близ Бухары. Вот, по его словам есть пищу руками полезно для организма, так как в кончиках наших пальцев находятся высокочувствительные нервы, и они помогают поступлению желчной кислоты в желудок, который обеспечивает хорошее пищеварение - сказал он, едя руками плов.
- Ну-уу у, если Авиценна так сказал, то я тоже, пожалуй, присоединяюсь - сказал Султан, и он тоже начал есть плов руками. Через некоторое время отец Хуршиды снова заговорил.
- Знаете, молодой коллега, за что я уважаю председателя нашего колхоза товарища Кокюталова абу Саласаримсак ибн Гуслвожиб Тезактельбакезарувуча? Я уважаю его за то, что благодаря нему я стал механиком животноводческих ферм. Многоуважаемый председатель первым заметил мою работоспособность, и, безусловно, мой Богом одаренный талант. Он, грит, у тебя золотые руки, и это действительно так. Я каждый весной езжу на пастбище и стригу овец такими темпами, что увидев как, я это делаю, обомлели бы даже Американские ковбои из Техаса! Да, да! Я за час могу постричь сотню овец, даже не привязывая им ноги. Вот держу этих глупых овец с огромными кюрдюками гиссарской породы между ног и вжык -вжык, готовы! Вы даже не поверите. Однажды к нам в отару приехал американский журналист с видеокамерой. Он даже начал агитировать меня, хитрый буржуй. Ты, грит, мистер Абдулджаббар, что тут делаешь в этой дыре? У тебя, грит, божий дар, талант! Ты, грит, должен жить в Америке или во Франции!
- А нахрена мне, грю, твоя Америка, буржуй ты несчастный?! Что я, грю, там потерял вообще?!
- Он, грит, как это не потерял, колхозник ты, коммунист?! Ты бы, грит, открыл парикмахерскую, там, в многолюдном Ню Йорке или в шумном Париже, рядом с Эйфелевой башней, и стриг бы, грит, день и ночь декоративных собак миллиардеров! Жил бы по-человечески. Ел бы, грит, многослойные гамбургеры, открывая свой рот до отказа, чтобы откусить ломтик от этой экзотической еды. Я, грю, нет, буржуй, спасибо, сенкью вери мач, не агитируй меня, все равно я не поеду туда, я, грю, не могу покинуть Родину, свою родную деревню Тиллакудук и эти горные хребты, айм сори. Он, грит, окей, колхозник коммунист, ай, грит, андстанд ю и, уехал восвояси на мотоцикле "Ирбит" с байкерским рулем, поднимая за собой облака пыли. Ну, сами подумайте, Вы, вроде, нормальный чек, как же я могу уехать за океан, когда председатель нашего колхоза Кокюталов абу Саласаримсак ибн Гуслвожиб Тезактельбакезарувуч, доверил мне такую ответственную работу, как стричь овец. Я же председателя нашего уважаю больше, чем своего отца! Его слова для меня закон! Председатель наш товарищ Кокюталов абу Саласаримсак ибн Гуслвожиб Тезактельбакезарувуч, мой кумир, который дал мне больше, чем я просил. А Бог?! Я сколько умолял Его, чтобы Он дал мне сына, а он дал одну дочку - и всё. Знаете, я по ночам, не показывая никому слезы, безмолвно плачу, рыдаю, от того, что нет у меня сына, наследника, человека как Вы. Душа моя плакала, когда Вы помогали мне, честное слово. Я постарел на двадцать лет, почернел от горя! Я много раз просил Бога об этом, но Он до сих пор молчит. Если не верите, можем попробовать повторить это мероприятие сейчас, в Вашем присутствии - сказал Абдулджаббар. И, глядя в потолок, стал молиться:
- Боже, а Боже! Ну, вот скажи, в присутствие этого гостя, тракториста Султанбая, что я сделал тебе плохого, а?! Не уменьшилось бы Твое богатство, если бы Ты дал мне такого сына, как этот парень! Это за то, что я намаз не читаю, да?! Ну, да, я выпиваю. Но что мне делать, если я пристрастился к алкоголю, скажи сам, Боже?! Я привык к этому, и выпивка превратился в мою привычку, понимаешь? То есть я не могу существовать в этом мире без водки. Утром клянусь всем святым, обещая жене, что завязал, крест на этом поставил, и - на тебе, к вечеру, сам того не замечая, возвращаюсь домой уже пьяный, петляя шаги! Как околдованный. Это все от того, что нет у меня сына, наследника. Я не просто так, для развлечения, а с горя выпиваю, Боже! Пойми меня правильно, и в судный день скажи своим ангелам, чтобы они меня не бросали в огненную реку, где булькает лава! - плакал он.
Увидев и услышав такое, Султан смутился, и, не зная, что делать, он начал успокаивать Абдулджаббара:
- Ну, не надо, перестаньте, дядя Абдулджаббар, не плачьте.
Абдулджаббар перестал плакать и поднял голову. Потом, лениво облизывая свои губы, с укором посмотрел на Султана.
- А ты кто такой, чтобы меня учить, а, сопляк! Скажи, кто ты такой вообще?! Чего, сильный, что ли? Крутой да?! Да я сейчас...вот этим инструментом вспорю тебе живот! - сказал он и вдруг, схватив пустую бутылку, поломав его на половину, ударив о край хонтахты.
Султан испугался и встал:
-Да, нет, что Вы, дядя Абдулджаббар, я не хотел Вас учить и... я просто хотел... чтобы...- сказал он, с опаской глядя на разбитую на половину бутылку, которая превратился в острую опасный режущий предмет.
- Ну, иди ко мне поближе, тракторист вонючий, ежели тебе надоело жить! Ну, чего ты ждешь, крутой! Бей меня! Ударь! Ну, попробуй! Боишься? То-то! Теперь ты отсюда не выйдешь живым! Молись на последок, покойник!Я намотаю твои кишки чалмой на твою голову, похожую на узколоб! - пригрозил Абдулджаббар, и, бросившись к Султану, стал махать разбитой бутылкой налево-направо, но он каждый раз промахивался. Султан еле сбежал во двор. За ним выбежал и Абдулджаббар. Жена Абдулджаббара Рахила и ее дочь плакали, дрожа от страха.