- Вы что, до меня были женаты?
- Да, Хуршида. Прости, милая, что я об этом не говорил тебе раньше. Знаешь, любимая, ну я панически боялся, что ты меня покинешь, узнав о том, что я был женат. Правильно говорят, что шило в мешке не утаишь, даже если мешок кожаный. Вот видишь, тайна вырвалась случайно из моих уст. А зачем скрывать правду от тебя, когда ты самый близкий и верный человек для меня? Ты же работаешь день и ночь, не покладая рук, чтобы держать на плаву нашу семью. Порой мне становится стыдно, что я не в силах помочь тебе. Это я должен был работать, а ты должна сидеть дома, словно принцесса. Ты думаешь, не мучает меня совесть? Нет, я иногда по ночам плачу, стиснув зубы до скрипа, чтобы ты не проснулась. Плачу о том, что я сижу дома, вместо того, чтобы обеспечить тебя и нашу семью всеми необходимыми вещами, работая гастарбайтером в ближнем зарубежье, как и многие наши соотечественники. Заработать денег и построить шикарный дом, купить машину, купить тебе золотые цепочки, кольца с бриллиантовыми украшениями, дорогие платья... Я в вечном долгу перед тобой, Хуршида. Ты мой ангел в облике человека... - тихо плакал Патхилла, тряся плечами.
В это время в глазах у Хуршиды тоже начали блестеть горькие слезы, в свете луны, которая светила за прозрачными занавесками окон. Она бросилась на пастель и, крепко прижимая подушку к глазам, горько зарыдала. Патхилла хотел успокоить ее, но она убрала его руки, которые прикасались к ней. Эти руки ей казались удушающими змеями тропических лесов южной Америки. Хуршида не стала рассказывать своей маме о том, что ее муж Патхилла был женат до него. Она просто не хотела лишний раз ударить ножом по сердцу своей матери. Пожалела маму, и без того измученную страданиями. Наоборот, как ни в чем не бывало, она продолжала работать в той же столовой, где она трудилась и хоть на какое- то время, забыв о негативах, погружаясь в бескрайний океан воспоминаний, связанных с трактористом Султаном. Недавно она поехала к своим родителям и пошла на поле в полевой стан, где, как и прежде, цветет та белая акация, ставшая символом любви Хуршиды и Султана. Оказывается, она, как и прежде, бурно расцвела, а гнездо сороки исчезло, покрывшись белыми гроздями цветов акации, где когда то Хуршида с Султаном сидели, любуясь красотой того райского дерево. С ветвей акации тихо и печально, словно слезы, опадали на бродячем весеннем ветру белые лепестки, цветущих гроздей. Хуршиде хотелась не только просто побывать здесь, но и жить в одиночестве и всю оставшуюся жизнь, бродя по тропинкам, по полям, вспоминая о тех днях, о веселых беседах, об улыбках, о свободном звонком смехе, о нежных прикосновениях рук и о страстных жгучих поцелуях.
Однажды случилось невероятное. Хуршида работала тогда на кухне, жаря мясо на огромном котле, где шумела пригретое хлопковое масло, издавая искристые звуки. Вдруг одна из сотрудниц столовой, которая занималась уборкой столов, сообщила Хуршиде, что о ней кто-то спрашивает.
- Не знаю, какой-то мужчина по имени Султан! Он в клетчатой кепке, сидит за столом у фонтана и попросил меня, чтобы я позвала Вас! - сказала она.
Услышав эти слова, Хуршида чуть в обморок не упала. Она стояла как вкопанная с шумовкой в руке и не могла двигаться, как будто ее ноги были пригвождены к полу. Через минуту она пришла в себя, и не знала, что делать.
- Вай, Боже, неужели?.. Неужели это правда, Гулшаной?! А сегодня не первое апреля случайно?.. Нет...Ох, эх, тут раскалённое масло, оставлять его без присмотра опасно. Оно может сгореть и пламя охватить всю кухню. Дорогие ингредиенты сгорят... А что если отключу плиту на время... Нет, нельзя... Шеф выгонит меня с работы. Ой, вода в кастрюле вскипела!.. - подумала она и быстро подняла крышку кастрюли.Потом случайно уронила ее на пол. Крышка загремела и несколько капель кипятка попали ей на бедро. Она подпрыгнула от ожога, сделав гримасу на лице.
- Всс -ах! всс -ахххх! - прошипела Хуршида, схватившись за бедро, невольно вспомнив тот далекий случай, произошедший с Султаном, когда она ошпарила ему ногу, пролив кипяток из полевого самовара.
- Вот шайтан, а, как назло... Нет, я выключу, пожалуй, плиту. Будь, что будет... Какое счастье а, какое счастье! Он приехал на конец! Нашел меня все-таки! Слава тебе, Господи Боже, слава! Все, я пошла... Сейчас выйду и... мы встретимся... О-о-о, как я волнуюсь, руки у меня трясутся... Эй, куда я, в таком грязном халате? Что подумает Султан-ака, увидев меня в таком виде. Мне нужно срочно переодеться - подумала Хуршида и, выключив плиту, побежала в сторону шкафчика с одеждой. Но по пути Хуршида споткнулась в кастрюлю и упала на пол. На нее обрушалась алюминиевая посуда, которую она помыла недавно, как говорится, до дыр. Громыхали кастрюли и ведра, как тазики в восточной бане с хорошей акустикой. Она быстро выпуталась из посуды и снова побежала в сторону шкафчика, где она переодевалась после работы, за небольшой ширмой. Хуршида сняла халат и быстро переоделась как опытный солдат-сверхсрочник при тревоге и собралась бежать на улицу, но снова остановилась, увидев, что надела платье наизнанку.
- Ой, ну что же это такое, а?! - нервничала Хуршида и, переодевшись, поспешила на выход. Но в посудомойке ее платье зацепилась за какую-то жестянку, и оно порвалось широким экраном! Она не остановилась бы, если величина дыры не была такой огромной.
- Ой, только не это, Боже!.. Ну, что же я такая невезучая?! Теперь порвалось мое любимое единственное платье, а там ждет меня мой возлюбленный Султан-ака! Что мне теперь делать? Дай-ка я надену халат. Пусть он грязный, но зато он покроет порванную часть платья - подумала она и снова бежала в сторону шкафчика. Там она надела грязный халат поверх платья, сняла белый колпак с головы и поправляла волосы. Потом вспомнила о помаде.
- Где-то в кармане халата должна быть помада... Ах, вот, кажется, нашла... - подумала она, шаря по карманам халата, трясущимися как у алкаша руками.
Глядя в осколок зеркала, которое было прикреплено к деревянной двери шкафчика, Хуршида начала красить губы. Но от волнения она накрасила губы неправильно и, желая внести поправку, она размазала губы. Хуршида быстро вытерла размазанную помаду подолом халата. После этого Хуршида всё же решила выйти на улицу, несмотря ни на что. Но когда она бежала, неожиданно споткнулась и, упав на кафельный пол посудомойки, сильно ушибла ноги. Сильная боль заставила ей сидеть. Она плакала, схватившись за вывихнутую ногу. В это время прибежала Гулшаной , та самая сотрудница столовой, которая занималась уборкой столов. Она начала упрекать Хуршиду, мол, почему она медлит, когда его там ждет человек?
- Вы чего сидите, Хуршида-апа?! Там же ждет Вас человек! Кто он? Наверно он ростовщик и пришел просить по-хорошему, чтобы Вы вернули долг, взятый Вами под проценты. Нехорошо заставлять человека так долго ждать. Давайте, поднимайтесь! Чего Вы тут сидите?! - сказала она.
- Нет, я не могу, Гулшаной, я вывернула себе ногу по неосторожности - сказала Хуршида.
- Да?! О, Боже! Простите, Хуршида-апа, я, дура, не знала! Ой, сильно болит? - сказала уборщица.
- Угу - кивнула головой Хуршида, продолжая плакать и глядя на Гулшаной сквозь слезы.
- Нет, я должна выйти! Давайте, помогите мне, пожалуйста, встать, Гульшаной. Я выйду, а Вы включите плиту и присмотрите за плитой за меня - сказала она, стараясь приподняться. Уборщица столов Гулшаной помогла ей подняться, и она встала. Хуршида шла, ковыляя одной ногой и упираясь руками о стену. Но когда она вышла, там за столом, который расположенный у фонтана, никого не было. Увидев это, у Хуршида дрогнула сердце. Когда она подошла к столу, там лежал пышный букет красных роз и записочка. Хуршида быстро взяла записку и узнала родной почерк своего возлюбленного Султана.
- Нет, не уходи, не уходиии- ихи-хихиииии! - заревела она, не стесняясь посетителей, которые сидели за столами и ели узбекский вкусный спагети, под названием "Лагман". Хуршида оглянулась вокруг, продолжая плакать с искажённым от горя лицом, как пьяная алкоголичка. Потом, сев за стол, принялась читать записку Султана сквозь слезы, дрожащие у неё на глазах. Содержание записки было таково.