…С каждым восходом солнца день становился всё длиннее, солнце забиралось всё выше, светило всё ярче. На первомайские праздники проталины на южных склонах сопок сильно поредели и почти полностью исчезли, лишь местами в густых массивах леса плотный наст ещё истекал талой водой. Вся остальная тайга, особенно с северной её стороны, была под снегом. Половодье набирало самую силу.
Речка Тёмная с каждым днём всё обильнее пополнялась грязной водой, делалась мутной, пузырилась, по ней стремительным потоком нёсся валежник и всякий хлам. Слабенький деревянный просевший мостик, который связывал единственную до райцентра дорогу, не выдержал напора разбушевавшейся стихии, был разбит, разнесён по брёвнышку и утащен вниз по течению. Мужики протянули от берега до берега крепкий стальной трос, закрепили его, притащили и спустили на воду состоящее из двух железных спаренных лодок и прикреплённого сверху деревянного настила небольшое плавающее средство, прикрутили его скобой к тросу и назначили капитаном Пашку.
— Побудь, Паша, пока вода не спадёт. А там и мост наладим, — попросил его управляющий.
Пашка оценил такое доверие и ежедневно добросовестно перебирал трос, переправляя с берега на берег то пассажиров с автобуса и обратно, то почту, то кули с продуктами питания…
Часам к десяти утра он подходил, делал свою работу и после этого, обычно к двум, привязывал свой корабль цепью за дерево на берегу и мог быть свободен. Иногда задерживался, прохаживался недалеко, наблюдал за пернатой живностью, уже летевшей на север, и помышлял о ружьишке, видя, как по разливам садится утка.
В один такой солнечный день он узнал Полину. Она сошла с автобуса и вместе с двумя женщинами направилась к нему.
— Ну здравствуй, паромщик, — весело поприветствовала она. — Наслышана о твоих подвигах.
— С приездом, — вежливо отозвался он. — О каких?
— Ты, говорят, священником стал? — умильно прищурившись, медовым голосом спросила она.
— Вон ты о чём, — поняв, о чём речь, грустно усмехнулся он, призадумавшись. — Не думал, что так легко можно им стать. Священники-то вроде Богу служат, а я всего лишь дерьмо людское выгреб.
Он помог дотащить кое-какие вещи, крикнул: «Держитесь крепче!» — и переправил на тот берег.
— Надолго? — спросил он, когда Полина сошла с парома.
— Как получится, — пожала она плечами. — Ты всё там же живёшь?
— Там же.
— Не скучаешь?
— М-м… — соображал он, привязывая плавсредство. — Скучаю.
— А вечерами чем занимаешься?
— Да ничем, — откровенно признался он. — Книжки читаю.
— Какие?
— Всякие. Приходи, вместе почитаем.
— Может, и приду, — неопределённо ответила она. — Ты сейчас домой?
Пашка подтащил паром, покрепче затянул цепь.
— Домой, на сегодня всё.
— Пойдём, проводишь.
Она сунула ему пакет, взяла под руку, и, обходя лужи, они направились в деревню.
...Вскоре показался дом Степаныча.
— Вот они, тут как тут, — радостно всплеснула руками хозяйка. — Давайте проходите.
Она расцеловалась с внучкой.
— Паша, ну чего ты стоишь? Раздевайся, сейчас обедать будем.
В доме было натоплено, в кухне на плите пыхтела фляга. Маленький самогонный заводик работал исправно, производство было в самом разгаре.
— Баба, ну и запах, — поморщилась Полина, — хоть прикрой немного.
Дарья Петровна махнула рукой:
— Дед придёт, снимет.
— А где он?
— В бане.
Пашка вспомнил: сегодня суббота.
Он вошёл, сел на диван. Вскоре послышался громкий восторженный голос: «Долго не было!»— и на пороге, в кальсонах и с полотенцем на шее, возник распаренный Степаныч.
— Ну что, паромщик, никого ещё не утопил? — добродушно пожал он руку. — А то внучку больше не пущу с тобой.
— Не бойся, — с готовностью принял тот шутку. — За неё можешь не беспокоиться, доставлю в целости и сохранности.
Степаныч понимающе усмехнулся:
— Ну-ну.
Дарья Петровна расстелила простыню, и хозяин расслабленно прилёг на диван.
Следующим в баню отправили Пашку. Он от души напарился, натянул чистые дедовы трусы, которые хозяйка предусмотрительно сунула ему, чтоб не бегал за своими, подбросил в топку дров и, прикрыв голову полотенцем, скорым шагом направился в дом.
Настала очередь бабки с внучкой.
— Вы тут смотрите без нас, — строго-настрого наказала Петровна, поглядывая на деда, — чтоб ни капли мне.
— Ладно, иди, — как от назойливой мухи, отмахнулся тот, — учить будешь ещё…
Едва за ними хлопнула дверь, он тут же вскочил и с изрядной долей сарказма ткнул рукой на своё место: