— Полина, что случилось? — заподозрил он недоброе.
Всегда аккуратно уложенные волосы её были растрёпаны, взгляд заплаканный, сама она стояла жалкая и потерянная. В глаза бросились тёмно-синие разводы на шее, словно её душили. Он распахнул пальто, увидел разорванный ворот платья и всё понял.
— Кто? — спросил он, задыхаясь.
Полина подняла к нему мокрое от слёз лицо.
— Петро, — чуть слышно, виновато произнесла она. Она рассказала всё как было. Пашка стоял, смотрел на неё и молчал. Потом вытер ей слёзы и проводил к костру.
— Побудь здесь, я скоро. И ничего не бойся.
— Ты куда? — вскинулась она.
— Я сейчас приду, ты не беспокойся.
— Паша, не ходи! — почти выкрикнула она, догадавшись, куда он направляется.
— Я скоро, скоро… — успокаивал он её, удаляясь. Полина села, обхватила голову руками.
Пашка шёл, не замечая ни дороги, ни времени, и скоро очутился возле своего дома. В окнах горел свет. Он щёлкнул щеколдой, подошёл к двери. Сердце бешено колотилось, тупая злоба затуманила глаза. Он не знал, что сейчас будет, как и о чём разговаривать с Петром. Да и стоит ли?
Дверь резко отворилась. Перед Пашкой в упор блеснул милицейский погон Петра. От него сильно разило перегаром, он был очень пьян.
— А, ты, — хмуро произнёс участковый, увидев его перед собой. — Притащился, значит. А где Полина?
— Зачем ты это сделал, гад?
— А чтоб знала и другим передала, — единым дыханием зло прошипел Петро, напирая на него. — А ты пшёл отсюда, или я и тебя достану, гнида!
Он протянул руку, пытаясь ухватить Пашку за грудки.
Тот машинально выхватил из-за голенища нож и коротко ударил им в грудь Петра, как раз в то место, где находится карман, с левой стороны.
— Ты!.. — выпучил Петро глаза, но сразу как-то обмяк, закачался и без звука рухнул на землю.
Пашка вытер об него лезвие, сунул нож за голенище и, не таясь, не замечая ничего вокруг, пошёл по улице обратно.
Он возник из темноты неожиданно. Подошёл к Полине, сел рядом. Ничего не говорил, только пространно смотрел на огонь и молчал. Она поняла: что-то произошло.
— Что у вас было?
Он продолжал молчать. Она посмотрела ему на руки, потом в глаза.
— Ты убил его? — догадалась она.
Ответ последовал не сразу. Через минуту он покаянно признался:
— Да. Он сам полез, я ничего не мог поделать. Полину не удивил его ответ. После того, что с ней случилось, она не испытывала никаких эмоций и жалости к Петру, было лишь отчаянье за Пашку и себя.
— Дура я, — всхлипнула она. — Что я наделала?.. Зачем сказала?.. Что сейчас будет?.. Ведь посадят тебя…
— Посадят, да не сейчас, — решительно заявил Пашка.
В глазах его мелькнул осмысленный огонёк. Он что-то обдумывал.
— Правильно сделала, что сказала, я бы всё равно узнал. Потом попробуй докажи, а он ходил бы да посмеивался. Ты думаешь, я бы стерпел? Чему быть, того не миновать.
Он помолчал немного.
— Ты помнишь, где дедова заимка? Ну, куда он охотиться ходил?
— Помню. Туда тропа ведёт. А зачем ты спрашиваешь?
— Пересидеть надо. Время пройдёт, там виднее будет, что и как.
Полина молчала.
— А если найдут?
— Найдут, не найдут! Не прятаться же нам вечно. Ещё неизвестно, кто виноват.
Он заметно оживился, в зрачках его лихорадочно металось отражение костра. Казалось, появился какой-то свет в конце тоннеля, временная передышка. Это же состояние передалось и Полине.
— Продукты там имеются, Степаныч говорил, на первое время хватит. Ружьё у меня есть, не пропадём. А?
Полина что-то обдумывала.
— Надо из одежды кое-чего взять. Ведь только и есть, что на нас.
Её душа тоже металась от безысходности и тяготилась самой мыслью о возвращении домой, ибо слишком страшно и нелепо выглядело всё происшедшее, ещё свежа была и обильно кровоточила нанесённая сердцу рана, и должно пройти время, чтобы хоть немного ослабла эта боль. Их обоих неудержимо влекло и страшно мучило лишь одно желание — убежать подальше от всего этого, остаться наедине и пережить весь этот ужас, пока не успокоятся сердца и не придут в порядок мысли. А там видно будет.
Пашка погасил костёр и отправился обратно— взять самое необходимое и кое-что из одежды. Сейчас он шёл осторожно, крадучись вдоль берега, прислушиваясь и присматриваясь к любому шороху и шевелению. Ни одной живой души. На улицах темно, хоть глаз выколи. Деревня спала мирным сном. Мёртвый Петро так же лежал при входе, вывернув руку. Пашка собрал в узел свои и Полины вещи, прихватил документы, выключил свет и так же украдкой, стараясь не попадаться на глаза, вернулся назад, где ждала его Полина.