— А картошку почему не присылаете? — не в тему задал вопрос один несознательный буровик. — На консервах много не наработаешь.
Да, они там это понимают, но пока нет такой возможности, да и зима, помёрзнет всё (хотя сам прилетел пустым рейсом, мог бы мешочек прихватить). Ну а поднажать надо бы, ребятки. А если кто-то чего-то недопонимает или не согласен, то таким место все знают где.
— Где? — простодушно спросил кто-то.
— В сумасшедшем доме, — язвительно пояснил главный инженер и, довольный сам собой, громко расхохотался, пристально, однако, оглядывая остальных.
Кто-то в ответ улыбнулся, кто-то ухмыльнулся, но большинство сидели с непроницаемыми лицами, осмысливая слова своего руководителя.
«Тьфу ты! — сплюнул Пашка. — Лезет в голову всякая чушь».
Он постоял немного и направился в посёлок купить чего-нибудь съестного.
На другой день по всей стране объявили траур. Скончался самый главный начальник самого великого, гуманного и справедливого государства в мире. Пашка поначалу усиленно тужился, пытаясь выдавить слезинку, уж больно родным казался ему умерший, но та почему-то упорно не хотела показываться, и, поморгав сухим глазом, он вдруг ощутил в голове крамольную мысль: а в честь чего он должен слёзы лить? Ведь умерший не доводился ему родственником, да и видел его Пашка только в телевизоре, где, судя по пламенным речам покойного, во вверенной ему стране с каждым годом что-то постоянно выполнялось и перевыполнялось, благосостояние народа всё повышалось и повышалось, с каждой пятилеткой жизнь становилась всё лучше и прекраснее.
После таких речей Пашка с недоумением оглядывался вокруг: а где оно, лучше-то? Что было, то и есть. Как стоял его серенький неказистый городишко с ухабистыми дорогами, так и стоит, ничего нового; как жил он в своём давно списанном и снесённом, судя по документам, бараке, так и живёт, лишь местные слуги народа иногда заглядывают и пересчитывают жителей, надеясь, что часть перемрёт, часть разъедется, всё меньше хлопот; как было во всех магазинах одно и то же, так оно и есть, только прилавки с каждым годом становятся всё скуднее. Стоят стройными рядами стеклянные банки с соками да кое-какие консервы. Крупы почему-то стали исчезать. От такого благополучия народ стал запасаться мешками с продуктами — до лучших времён. Тётка Пашкина целый склад у себя дома соорудила и двери навешала.
Пашка даже слегка ужаснулся самого себя, испуганно втянул голову в плечи и воровато оглянулся: не подслушал ли кто тайком его мыслей, не разгадал ли зорким глазом его преступных дум?
Навстречу попался шофёр. Пашка не усмотрел в лице у того и малейшего намёка на какую-либо печаль. Тот вёл себя довольно спокойно, но было заметно: он что-то знает, из глаз его живо сквозила некая весть и явное желание донести её до окружающих.
— Слышал? — уставился он в упор на Пашку.
— Слышал.
— Что сейчас с нами будет-то?.. — протянул тот, качая головой.
Пашка пожал плечами. Он тоже не знал, что сейчас с ними будет.
— Надо бы помянуть человека, ведь такое горе. Пашка с готовностью согласился.
В магазине было немногочисленно, но народ уже был в курсе событий и выражал мнение на главную тему дня.
— Господи, что сейчас будет-то? — услышал Пашка знакомые слова. — Ведь пропадём теперь.
— Кабы война не приключилась. Аж страшно. Вдруг Америка попрёт?
— Да, да, не дай Бог.
— Что вы тут канитель разводите? — встрял какой-то мужик. — Накаркаете ещё. Нового правителя выберут. Мало их было на нашу шею, что ли?
Слушая, о чём судачит народ, они прикупили две бутылки водки, немного закуски.
В общежитии, с полной уверенностью, что имеют полное право достойно проводить усопшего в последний путь, напустив на лицо лёгкий налёт грусти, в котором угадывалось лишь желание выпить, благо повод подвернулся подходящий, они торжественно уселись за стол.
Только немного разговелись — ввалился механик.
— А вы чего прохлаждаетесь? Почему не на работе?
— Так ведь помер… — недоумённо развёл руками шофёр. — Траур.
Механик упёрся взглядом в стол и заинтересованно затоптался.
— Траур не траур, а кабину ставить надо, — мягко сказал он, поглядывая на Пашку. — Тебя завтра отправлять хотят.
— Как завтра? — опешил тот. — Одного, что ли?
— Одного, — хмуро пояснил механик. — Фролов с отпуска никак выйти не может, всё ещё гуляет. Дорогу ты знаешь, снарядим как положено, рацию дадим.