— Принеси гарпун. Ты свое дело сделал, он тебе больше не нужен.
В приказании Кремня как будто не было ничего удивительного. Так бывало и раньше: если кому-нибудь на охоте или морском промысле приходилось на время заменять Главного охотника, ему передавалось оружие Главного, и потом он должен был возвратить это оружие назад. Но Кремень разбил свой гарпун о камень, и Ау растерялся. Потом он вспомнил о том кривобоком изделии, которым старик наделил его перед выходом в море, и принес его Главному охотнику.
— Не тот, — еле глянув на оружие, сказал Кремень. — Принеси гарпун, поразивший кита. Ау побледнел, как белеет зимой земля.
— Тот гарпун подарили мне духи, — прошептал он осекшимся голосом, — как я отдам его?
— Я еще Главный охотник! — напомнил Кремень. — Ты не смеешь ослушаться меня.
— А может, ты разобьешь его, как разбил свой гарпун? — твердо ответил Ау. — Кто знает, какие мысли в твоей голове?
— Тебе нет до этого дела, ты должен слушаться! — угрожающе повторил старик.
— Нет, — решительно сказал Ау. — Какой охотник отдаст на гибель такое оружие?
На Кремня неодобрительно и настороженно смотрели десятки глаз. И ответ Ау всем был по душе — в самом деле, какой охотник отдаст на гибель такое превосходное оружие!
Наступило долгое молчание. Кремень как будто ждал, что юноша одумается. Но Ау не пошевельнулся, и старик заговорил:
— Обычай велит подчиняться Главному охотнику. Ты сидел один день на моем месте в ладье и думаешь, что теперь можешь не подчиняться? Но двух Главных не должно быть в стойбище. Это принесет несчастье роду. Пусть завтра у порога умершие предки — наши ушедшие старики — решат, кто из нас двоих Главный охотник!
Безопаснее попасть в лапы к медведю, чем пойти на единоборство с Кремнем. От медведя иногда можно уйти живым, а вырваться из крепких рук Главного охотника не удавалось еще никому. Но у молодого Ау не было выбора. Если он откажется прийти завтра к порогу, его назовут трусом и навсегда изгонят из стойбища. Да если б его и не ждало такое позорное наказание, он все равно принял бы вызов Кремня.
— Пусть будет, как ты говоришь, — глядя в глаза старику, хрипло проговорил Ау.
Едва замерло последнее слово молодого охотника, Бэй, сидевший недалеко от выхода, бесшумно поднял тяжелый полог и выскользнул из землянки.
Льок снова сидел в уединенном жилище колдуна. Вот и кончились радостные, хотя и тревожные дни, когда он был почти совсем как охотник. Теперь ему стало еще тяжелее жить в стороне от всех. Пусть хоть веселый огонь будет ему товарищем! Льок нетерпеливо тер палкой о зажигательную доску, но дерево отсырело, крошилось, и дымок долго не появлялся из-под острия палочки.
За пологом вдруг раздался зов Бэя.
— Подожди, — крикнул Льок. — Сейчас разожгу очаг.
— Потом разожжешь, выходи скорее!
Голос брата был так тревожен, что Льок сейчас же выбежал к нему.
— Большая беда случилась!.. Что делать?.. — срывающимся голосом начал Бэй и рассказал обо всем, что произошло в лагере. Льок испугался не меньше брата.
— Что делать?! — повторил он. — Старик задавит Ау.
— Но Ау не может отказаться! — крикнул Бэй в отчаянии и вдруг схватил Льока за руку. — Послушай, брат, ведь гарпун — дар Роко. Верно, Друг охотников не знает, что замыслил Кремень. Ты расскажи ему, он тогда вступится за Ау…
Льок задумчиво покачал головой:
— Не знаю, может ли Роко или… Но ты хорошо сделал, что сейчас же прибежал ко мне. А теперь иди назад, пока не заметили твоей отлучки. Я подумаю.
— Ты хитроумный, ты придумаешь! — воскликнул Бэй и, повеселев, пошел к лагерю.
Льок долго просидел на камне перед землянкой, пока придумал, что делать. Но для его замысла прежде всего нужна была свежая, не свернувшаяся кровь. Где достать ее? Идти в лес и выследить оленя? Долго, да и найдешь ли его? Порезать себе руку? Для друга не жаль, но крови надо много. И вдруг Льок вскочил с камня — хорошая мысль пришла ему в голову. Почти бегом добрался он до неглубокого озерка, спрятавшегося в густых зарослях колючего кустарника. В этом озере матери не позволяли детям купаться, но Льок когда-то мальчишкой все-таки попробовал поплескаться в нагретой солнцем воде у берега и навек закаялся. С тех пор он и близко не подходил к озеру, а если вспоминал, то холодные мурашки кололи ему спину. Но сейчас Льок снял липты и решительно вошел по колени в мутную воду. Что-то холодное прикоснулось к одной ноге, потом защекотало другую ногу, затем еще и еще. Льок морщился, но терпел.
И, только когда почувствовал, что кожу на ногах покалывает во многих местах, он осторожно вышел на берег. От ступней до самых колен чернели присосавшиеся пиявки. Льок отодрал от ближайшего дерева кусок бересты, смастерил что-то вроде кузовка и стал терпеливо дожидаться, пока холодные, скользкие твари насосутся его крови и отвалятся. Раздувшиеся, теперь уже не черные, а темно-багровые, сытые пиявки одна за другой падали в подставленный кузовок. У молодого колдуна слегка кружилась голова, хотелось прилечь, словно после утомительной работы, но время не терпело. Ночь уже надвигалась на лес. Быстрыми шагами направился Льок к знакомому месту, где между скалами хранились промысловые одежды охотников. Проскользнув в расщелину, он вышел на полянку и сразу нашел приметную ель с раздвоенной вершиной. Не знал Главный охотник, что наступает час его гибели…