Мы оставили туфли под воротами храма (таков обычай Индии) и пошли босыми ногами по раскалённым плитам.
И сразу же нас обступили со всех сторон сотни богов из камня.
На воротах и стенах, на крышах и в нишах — повсюду боги (в образе слона, обезьяны, многоголовой кобры) и верховые животные богов: быки, фазаны, мыши. Танцовщицы, взметнувшие руки в пляске, и музыканты — и всё это из камня. А главный над всеми — танцующий бог Шива. Храм юга велик, как целый город.
Мы обошли его весь, все дворы и постройки, тысячеколонные залы и галереи и священный пруд. От жары попряталось всё живое. Кругом не было ни души.
Летучие мыши спали в углу под навесом. Запах старого масла и жасмина стоял в молельнях.
Посреди большого двора лежал каменный бык. Он лежал, нагнув голову и подвернув одно копыто. Круги масла чернели у него перед мордой на светлом камне. Он был похож на белого быка Брахми, только Брахми — живой, а этот — каменный. И потому неподвижен, как камень. Мы остановились посмотреть на него. И вдруг, нежданно-негаданно что-то взметнулось в воздухе, что-то мелькнуло перед глазами. На спине у быка, у нас перед носом, очутился живой мальчишка.
Он был, без сомнения, живой, потому что смеялся, глаза у него блестели и даже один из зубов рос немножко криво, чего у богов никогда не бывает. Не скрою: мы вэдрогнули.
— Кто ты такой? — спросил Устин Устиныч.
— Я? Бог Шива, владыка танца.
Он посмотрел на нас. Но мы устояли на месте.
— Так, — сказал только Устин Устиныч. — Богов не бывает.
— Я — махараджа, — сказал мальчишка. — У меня дворец в тысячу комнат. И в каждой из них прохлада. Я ем каждый день. Я ем, сколько я захочу. Павлины ходят в моем саду. Вода журчит, омывая цветы и тропинки. Я всесилен…
— Так, — сказал Устин Устиныч. — Махараджей нет в свободной Индии.
— Я великий артист, — сказал мальчишка.
— Где ты живешь?
— Везде.
— А откуда ты взялся?
— Всплыл со дна океана. Я всплыл вместе с самыми ценными ценностями земли. Сначала, как известно, всплыла корова, за ней — первая книга. А за ними — я.
— Врешь, — сказал Устин Устиныч.
Мальчишка засмеялся:
— Меня вылепила богиня Парвати. Из глины, пены и остатков душистого мыла, которые она соскребла со стенок своей ванны. Она вложила мне в губы флейту и, дунув в неё, вдохнула в меня жизнь. С тех пор в ушах у меня всегда звучит музыка…
— Повтори ещё раз, — сказал Устин Устиныч.
— Охотно. Вон там на горе (её видно с дороги) огнепоклонник развел костёр. Костёр горел, пока не спал человек. Но когда человек заснул, огонь погас. Проснувшись, человек ударил по углям. Из них вылетела искра. Это и был я.
В эту минуту Раджан показался из ворот, у которых стояла наша машина, а мальчишку как ветром сдуло. Он исчез, а мы стояли в полном недоумении. И накинулись на Раджана с вопросом:
— Кто это был такой?
— Я думаю, Намби — разносчик лимонов, — сказал Раджан. — Всё это на него похоже. Он сирота. Один на всём белом свете. Мать и отец его умерли от холеры.
А воспитал его нищий сказочник Рамачандра.
— Есть ли слово правды в том, что он наговорил нам?
— Есть, — сказал Раджан. — Что у него нет дома.
— Он сказал, что его дом — везде.
— Это одно и то же. Если нет дома, значит, дом везде.
Чтобы всё это лучше улеглось в голове, мы заехали в кофейню, ту, что помещается в бамбуковом сарае. Ничто так не прочищает голову, как чашка южноиндийского светлого пенного кофе. Нигде, ни в Африке, ни в Америке, ни в Европе, нет такого, только в Южной Индии, в штате Мадрас. Мы выпили по одной чашке, в голове у нас посветлело. А кофевар — тощий человек в белой одежде — рассказывал. Он закрыл глаза, чтобы всё лучше припомнить. И вот что мы услышали.
История одиннадцатая
РАССКАЗ КОФЕВАРА ИЗ БАМБУКОВОЙ КОФЕЙНИ
Когда мать и отец Намби умерли, он висел на ветке дерева, завёрнутый в красную тряпку и привязанный за верёвку. В Индии подвешивают детей на деревья, чтобы ветерок обдувал их и укачивал. Вымерла вся деревня. Всех убила холера. А ребёнок висел на ветке и не знал, что тоже умрёт, если его кто-нибудь не снимет. Через деревню проходил Рамачандра, бродячий сказочник, заметил узелок на дереве, развернул тряпку, достал Намби и совершил обряд, первый в жизни ребёнка: показал ему солнце. А потом завернул снова, но не повесил на дерево, а взял с собой и пошёл по дороге на юг. Следом пришли солдаты, подожгли мёртвую деревню, чтобы холера не перекинулась дальше. А к вечеру Рамачандра пришёл в другое, живое селенье.