- А иногда девушек выбирают для жертвоприношения. Выбор может пасть как раз на эту, - отозвался кто-то в темноте. - Мой брат, когда служил в солдатах, видел, как одну девушку принесли в жертву в Золотом храме на острове, что посреди озера Титикака.
- Ну, это не так уж часто случается. Раз в два-три года, а то и реже.
Синчи припомнил последнюю из переданных им депеш и спросил не без колебания:
- А если... эти влюбленные не захотят уступить? Тогда что? Неужели нет выхода?
- А какой может быть выход? Глупо ты рассуждаешь!
- Ну, они могут попытаться бежать...
- Бежать? Только инкам, куракам да жрецам разрешается свободно путешествовать по стране. Всех остальных задерживают у первого же сторожевого поста. Всякий обязан находиться там, где ему положено, и делать свое дело. Бежать? Тоже выдумал! На всех дорогах - сторожевые заставы, на границах - тоже; в селениях и в городах - правители-камайоки. А ты сможешь пробраться через горы по нехоженым тропам? Попробуй-ка? И разве тебе дадут провизию на складе, если ты не несешь кипу или не имеешь такой бляхи, как у камайока, направляющегося по делам службы? В нашей стране - Тауантинсуйю, где властвуют сыны Солнца, должен быть абсолютный порядок. Делай, что тебе приказано, и помалкивай. Не смей и помышлять о побегах!
- Да и зачем это нужно? - поддержал начальника сосед Синчи с левой стороны. - Разве нам плохо? Если ты земледелец, то тебе всем селением строят дом и каждый год выделяют участок земли. Случись голод или несчастье - тебе помогут. Я знаю это по себе, я сам из крестьян.
- А я из семьи рудокопа. Это тоже труд уважаемый. Вот и нам дом построили, обеспечили едой, одеждой, шерстью, домашней утварью. Сушеного мяса-чарки у нас всегда вдоволь, сладкой кукурузной чичи получали сколько душе угодно, а однажды, когда сын Солнца посетил наш рудник, нам выдали по бочонку хмельной соры.
- Соры? Но ведь это напиток инков, кураков и жрецов. Он не для простых людей.
- Да, знаю. Однако в тот раз все-таки дали. Зима стояла очень суровая. Может, потому и дали.
- Ну, рассказывай! А что она такое, эта сора? Хороша?
- Хороша ли? Нет. От нее глотка огнем горит. А выпьешь кружку-две - и словно тебя подменили. Пьешь, веселишься, и все тебе по душе, никто не страшен, на все ты готов. Потом засыпаешь как убитый. А глаза продрал, все опять по-старому.
- Выходит, если хватишь этой соры, то и сбежать недолго.
- Хе-хе, наверное! Потому-то ее нам и не дают.
- Все по указке, - буркнул кто-то в темноте. - Везде приказывают: и кем ты должен быть, и где обязан работать, кого и когда в жены брать и даже что пить.
- А ты чего хочешь? Разве можно иначе? Где же тогда взять добровольцев для работы в горных рудниках? Или чтобы рыть каналы над мамакочей? Да хотя бы даже для того, чтобы работать гонцом? Во всем должен быть порядок.
Но Синчи настойчиво возвращался к тому, что его волновало.
- Ну, хорошо. Убежать трудно. Но все-таки убегают. Мало ли переселенцев живет среди чужих племен? Аймара среди кечуа, колья, чанка среди сечура... Каждому, конечно, хотелось бы жить со своими! Но все-таки бегут. А что бывает, если беглецов ловят?
- Иногда убивают для устрашения других, а чаще всего обрекают на неволю. Мужчин отправляют на самые тяжелые, высокогорные рудники или заставляют рыть каналы в пустыне, ну, к примеру, те, огромные, в Наске. А женщин отдают во дворцы инков. (Там они прядут, вышивают, прислуживают, объяснил бегун, который был из семьи рудокопа).
- Так ведь те же самые работы выполняют и свободные люди. Дороги, каналы прокладывает на своей территории самостоятельно каждая область. На рудниках работают целыми селениями, взять хотя бы твое, например.
- Ну, конечно. И все-таки есть разница. Там свое время отработал - и свободен. Идешь домой, к жене, детям, у тебя своя земля, свой сад, можно разводить агавы на сок и волокно, женщины вышивают тебе одежду, украшают стены твоего дома коврами.
- Моя мать была большой мастерицей, она могла выткать даже такой ковер, как наска!(2)
- Наска? О, это трудная штука. За наску можно получить все что угодно... Если же кто-то работает, отбывая наказание, то целый день над ним стоят с палкой, а ночью он сидит под замком. Вот какая у него жизнь! Ни женщины, ни семьи, ни дома, ни праздников.
- Ох, значит, бывают и такие, что готовы бежать? Из-за женщины!
- Конечно, бывают. Молодые всегда глупы. Высмотрел себе одну-единственную, и только ее и подавай ему. А меж тем все они одинаковы. И бежать, навлекая на себя опасность, нет никакого смысла. Лучше сиди себе тихо, а тяжело станет - пожуй листьев коки, все как рукой снимет.
- Хоо, сверху двойной сигнал. Готовься! - закричал наблюдатель со сторожевой вышки, прерывая их беседу.
- Ну, Синчи, хочешь отдохнуть или отправишься обратно? - спросил начальник поста.
- Побегу назад, - без колебаний отозвался молодой бегун. - Мне отдых не нужен.
На этот раз он получил связку кипу, старательно завернутую в тонкую циновку, с приказанием вручить ее в столице, городе Куско главному кипу-камайоку, и выслушал длинное, труднозапоминаемое послание, адресованное верховному жрецу.
- Благочестивому уильяк-уму доносит курака Ауки, правитель уну Анкачс. В долину под Уаскараном прибыли люди великого инки Атауальпы из города Кито. Они убили священную птицу коренкенке и забрали с собой два пера. Получены вести из Кито, что великий инка возложил на себя повязку властелина со священными перьями коренкенке. Он провозгласил себя сыном Солнца, сапа-инкой...
Пока бегун с соседнего поста пересказывал послание и Синчи слово в слово повторял его на ходу, они успели миновать селение Илльи, и юноше так и не удалось взглянуть в ту сторону. Кипу, предназначенный для столицы Куско, и устное послание, которому предшествовал двойной сигнал - Знак особой важности поручения, - целиком завладели его вниманием.
Он легко преодолел расстояние между двумя постами, потому что дорога тут плавно сбегала к берегу озера, не было уступов, столь опасных в ночной темноте, не было и моста на канатах. Синчи пересказал приказ следующему гонцу и медленно возвращался на свой сторожевой пост. Он уже столько раз бегал сегодня, что, пожалуй, только в случае острой необходимости смог бы снова отправиться в путь. Синчи не торопясь утолил голод кукурузой и чарки, выпил воды с примесью сока агавы и, укрывшись плащом из легкой шерсти ламы-альпаки, растянулся на подстилке.
Тихо потрескивая, горела лучина, вставленная между двумя камнями, разгоняла мрак. Трое бегунов, завернувшись в плащи, уже спали, четвертый настала его очередь бежать - сидел у выхода. Укутавшись в теплую обезьянью шкуру, привезенную кем-то из знойной долины Укаяли, примостился рядом и сам начальник поста, жуя по обыкновению листья коки. Такие, как он, почти вовсе не спят, и едят очень мало. И все благодаря коке. Стоит пожевать эти чудесные листья, как сразу забываешь об усталости, голоде, даже о своих заботах.
Но забываются нередко и другие вещи. Даже содержание наказа может начисто вылететь из головы, что грозит смертной казнью; человек забывает и о своих намерениях и о своих желаниях. Можно забыть и о своей девушке. Забыть об Иллье...
Синчи стряхнул с себя сон и, подложив руки под голову, принялся рассматривать расписанный черной краской сосуд для воды. Он нездешний. Кажется, такие сосуды изготовляют аймара, что живут за озером Титикака, около крепости Тиуанако. Далеко... Эх, повидать бы священное озеро и вообще побродить по свету. Сколько дней придется бежать? Если прикинуть, какие расстояния покрывает Синчи на своем участке, то, вероятно, он уже давно мог бы добраться до самого Куско. А может, и дальше. Но это ему запрещено.