— Верно говорят, — сказал музыкант беззлобно, — что любая музыка хуже тишины. Из тишины она выходит, в тишину и возвращается.
— Если ты хотел так рассказать мне, откуда ты, то я так и не получил ответа, — возразил Зорко, который еще не решался верить услышанному. — Если тебя это утешит, я скажу, что любая тишина выходит из музыки и уходит в нее. Но ты налил мне меда, когда я попросил тебя сказать, сколько лет назад построен твой дом. Так или иначе, а то, о чем догадываюсь я, может отличаться от того, что было.
— Могло быть и так, и иначе. Вышло все равно то, что мы встретились здесь и сейчас, — не согласился незнакомец. — Но я отвечу тебе так, как ты хочешь: ведомо ли тебе о кудесниках, что звуки заклинают?
— Ведомо, — кивнул Зорко. — Нешто ты от них пришел?
Это и вправду многое объясняло. Действительно, не все кудесники у веннов жили по печищам, соблюдая благое мироустройство, следя за тем, чтобы не обрывались связи меж предками-охранителями и ныне живущими, чтобы духи лесов, земли и вод не были обижены людьми и чтобы люди не несли от духов убытка. Были и такие, что уходили от всех в дремучие дебри, куда и веннские охотники не добирались, — на огромные болотины, на островины, где торчали наружу самые кости земли — красноватые скалы из дикаря-камня. Там, среди золотистых сосен и маленьких синих озер, еще бродили нетронутые людскими голосами древние звуки мира, отголоски песен, которыми боги создали мир. Заклинатели звуков жили там в полном молчании, чтобы не потревожить и не исказить голоса изначального прошлого, дрова не рубили, обходясь хворостом. Рассказывают, что именно заклинатели звуков придумали — не без помощи богов, конечно, — черты и резы, чтобы говорить друг с другом и с богами на огромных расстояниях не размыкая уст. Заклинатели звуков не принадлежали никакому роду, потому что до начала времени не было никаких родов и звуки могли не прийти к тому, за кем стояли духи-охранители, которых они не знали и могли испугаться. Зато в мастерстве своем овладевать тайнами звуков они и вправду не знали себе соперников, пусть мало кто их слышал.
Должно быть, беда случилась и вправду великая, раз даже заклинатели звуков покинули свои заповедные прибежища и пришли в мир. Правда, Зорко ни разу в жизни не видел, каковы они, эти кудесники-отшельники, но нечто в глазах встречного, нечто схожее с тем светом, что жил в глазах вельхских сказителей, подсказало ему, что человек говорит правду.
— От них, — кивнул незнакомец. — Звать меня Некрасом. Хочу с тобой речь держать.
— Держи, коли охоч, — согласился Зорко. — Только мне, не обессудь, поспешать все же надо. Берись за стремя и со мной вместе шагай. Лошадь эта из тех, что лучшей дорогой пойдет. По дебрям пройдешь что по полотну.
— Ну, когда торопишься… — Кудесник легко поднялся, дудку заткнул за пояс — в нарочно сделанную петлю продел — и зашагал вместе с Зорко, легко и ровно, точно каждый день по два десятка верст отхаживал. Да, верно, так и было: охота за хитрым зверем требовала пройти немало, а уж чтобы поймать и приручить стародавний и осторожный звук, нужны были, должно быть, сотни верст и годы времени.
— Что ж замолчал, Некрас? — спросил Зорко, когда они преодолели так с полверсты. — Говори, что знать от меня хотел. Да и к тому ли ты пришел, кто тебе нужен был? Разве у Бренна или Качура-воеводы не выведать того, что вам, кудесникам-мудрецам, надобно?
— Я слушаю, — отвечал, чуть промедлив, кудесник. — Думаешь, я тебя здесь по расспросам нашел? Ошибаешься, коли так. Я тебя по звукам нашел. Вот собака, — кивнул он на черного пса, — она приведет тебя по следу, запах чуя. А я так же ровно по следу иду, только по тому следу, что звуки оставляют. Так многое найти можно, не то что путника одинокого в лесу. Тебя, если хочешь знать, за десять верст слышно, будто Светынь, где она с гор водопадами прыгает-резвится и камни стопудовые движет. У тебя, Зорко Зоревич, в твоем звуке и помимо него такое слышится, чего и на свете нет. Не пытать тебя пришел, но просить: расскажи, коли нет запрета, откуда твое знание исходит? А я в долгу не останусь: вельхи мудры, слов нет, только и мы немало знаем. Прости, коли досаждаю тебе слишком.
— Ловок ты, Некрас, — усмехнулся Зорко. — Прощения у меня просишь, а сам говоришь, что по звукам да отголоскам, что пес по следам, все мои деяния расчислишь. Может, вы и помыслы слушать умеете? — заметил он.