товарищества?)
Собирая, я прохожу через сад мира и
вскоре выхожу
за ворота,
А теперь я иду по берегу пруда, а
теперь вброд, не боясь
промочить ноги,
А теперь вдоль ограды, близ которой
навалены старые камни,
подобранные на полях,
(Полевые цветы, и сорняки, и лоза
взобрались на камни,
приукрыли их; я иду мимо),
Все дальше и дальше в чащу леса,
или просто слоняюсь летними
вечерами, не думая, куда иду,
В одиночестве вдыхаю земляной дух,
временами
останавливаюсь среди тишины,
Мне кажется, что у меня нет
спутников, но вскоре вокруг меня
собирается целый отряд,
Кто рядом, кто позади, кто обнимает
меня,
Это души милых друзей, умерших и
живых,
Их целая толпа, она все гуще, а я -
посредине,
Собирая, раздавая, распевая, я
странствую вместе с ними,
Сорву что-нибудь и брошу тому, кто
ближе, на память обо мне,
То сирень, то сосновую ветку,
То выну из кармана мох, который
свисал с виргинского дуба
во Флориде, и я его там отодрал,
То гвоздики, и лавра листы, и пук
шалфея
Или то, что я вытащил из воды,
забравшись в пруд
(Здесь я видел в последний раз того,
кто нежно любит меня
и теперь возвращается, чтобы
никогда не расставаться
со мной,
А это, ах, этот корень аира должен
стать символом нашего
товарищества,
Обменяйтесь им, юноши! И никогда
не возвращайте его друг
другу!),
И кленовые прутики, и каштаны, и
цветы диких апельсинов,
И ветки смородины, и сливовый цвет,
и ароматический кедр,
Окруженный плотным облаком душ,
Я прохожу, иногда указывая и
касаясь, иногда отбрасывая от
себя,
Объясняя каждому, чем он будет
владеть, давая каждому
что-нибудь.
Но то, что вытащил из воды на краю
пруда, - это я приберег,
Я одарю этим тех, кто способен
любить, как я.
СТРАШНОЕ СОМНЕНЬЕ ВО ВСЕМ
Страшное сомненье во всем,
Тревога: а что, если нас надувают?
Что, если наша вера и наши надежды
напрасны
И загробная жизнь есть лишь красивая
сказка?
И, может быть, то, что я вижу:
животные, растения, холмы,
люди, бегущие, блистающие воды,
Ночное, дневное небо, краски и
формы, может быть (и даже
наверное), это одна только
видимость, а настоящее нечто
еще не открылось для нас.
(Как часто они встают предо мной без
покрова, будто затем,
чтобы посмеяться надо мною,
подразнить меня,
Как часто я думаю, что ни я, ни другие
не знаем о них ничего.)
Но эти сомнения исчезают так странно
перед лицом моих
друзей, моих милых,
Если тот, кого я люблю, пойдет
побродить со мною или сядет
рядом со мною, держа мою руку в
своей,
Что-то неуловимо-неясное, какое-то
знание без слов и мыслей
охватит нас и проникнет в нас,
Неизъяснимой, неизъясняемой
мудростью тогда я исполнен,
тихо сижу и молчу, ни о чем уже
больше не спрашиваю,
Я все же не в силах ответить на свои
вопросы обо всем,
окружающем нас, о смерти и о
жизни за гробом,
Но что мне за дело до них, я спокойно
сижу и хожу,
Тот, чья рука в моей, разогнал мои
тревоги вполне.
СУТЬ ВСЕЙ МЕТАФИЗИКИ
Итак, джентльмены,
Дабы слово мое осталось в ваших
умах и воспоминаниях,
Я открою вам суть и конечный итог
всей метафизики.
(Как старый профессор - студентам
В заключение курса лекций.)
Исследовав все системы, новые и
древнейшие, греческие
и германские,
Исследовав и изложив Канта, а после
- Фихте, Шеллинга
и Гегеля,
Изложив ученье Платона - и Сократа,
который был выше
Платона,
Исследовав и изучив божественного
Христа, который был
неизмеримо выше Сократа,
Я обозреваю сегодня все эти
греческие и германские системы,
Вижу все философии, христианские
церкви и догматы вижу,
И явственно вижу сущность Сократа и
сущность
божественного Христа -
Их сущность - любовь человека к
собрату, влечение друга
к другу,
Мужа - к любимой жене и детей - к
родителям,
Города - к городу и народа - к народу.
ЛЕТОПИСЦЫ БУДУЩИХ ВЕКОВ
Летописцы будущих веков,
Вот я открою, что скрыто за этим
бесстрастным лицом,
и скажу вам, что написать обо мне.
Напечатайте имя мое и портрет мой
повесьте повыше, ибо имя
мое - это имя того, кто умел так
нежно любить,
И портрет мой - друга портрет,
страстно любимого другом,
Того, кто не песнями своими
гордился, но безграничным
в себе океаном любви, кто изливал
его щедро на всех,
Кто часто блуждал на путях одиноких,
о друзьях о желанных
мечтая,
Кто часто в разлуке с другом томился
ночами без сна,
Кто хорошо испытал, как это страшно,
как страшно,
что тот, кого любишь, может
быть, втайне к тебе
равнодушен,
Чье счастье бывало: по холмам, по
полям, по лесам
пробираться, обнявшись, вдвоем, в
стороне от других,
Кто часто, блуждая по улицам с
другом, клал себе на плечо его,
руку, а свою к нему на плечо.
КОГДА Я УСЛЫХАЛ К КОНЦУ ДНЯ
Когда я услыхал к концу дня, как имя
мое в Капитолии
встретили рукоплесканиями, та
ночь, что пришла
вослед, все же не была счастливою
ночью,
И когда мне случалось пировать или
планы мои удавались,
все же не был я счастлив,
Но день, когда я встал на заре,
освеженный, очень здоровый,
и, напевая, вдохнул созревшую
осень,
И, глянув на запад, увидел луну, как
она исчезала, бледнела
при утреннем свете,
И на берег вышел один, и, раздевшись,
пошел купаться, смеясь
от холодной воды, и увидел, что
солнце восходит,
И вспомнил, что мой милый, мой
друг теперь на пути ко мне,
о, тогда я был счастлив,
И воздух стал слаще, и пища сытнее,
и пригожий день так
чудесно прошел,
И с таким же весельем пришел
другой, а на третий под вечер
пришел мой друг,
И ночь наступила, и все было тихо, и
я слушал, как
неторопливые волны катились
одна за другою к
земле,
Я слушал, как шуршали-шипели пески
и вода, будто шептали,
меня поздравляя,
Потому что, кого я любил больше
всех, тот лежал рядом со
мною, спал под одним одеялом со
мною в эту прохладную
ночь,
И в тихих лунных осенних лучах его
лицо было обращено
ко мне,
И рука его легко лежала у меня на
груди, - и в эту ночь я был
счастлив.
Я ВИДЕЛ ДУБ В ЛУИЗИАНЕ
Я видел дуб в Луизиане,
Он стоял одиноко в поле, и с его
ветвей свисали мхи,
Он вырос один, без товарищей,
весело шелестя своей темной
листвой,
Несгибаемый, корявый, могучий,
был он похож на меня,
Но странно мне было, что он мог в
одиночестве, без единого
друга, шелестеть так весело
листвой, ибо я на его месте
не мог бы,
И я отломил его ветку, и обмотал ее
мхом,
И повесил ее на виду в моей комнате
Не затем, чтобы она напоминала мне
о милых друзьях
(Я и без того в эти дни ни о ком
другом не вспоминаю),
Но она останется для меня чудесным
знамением
дружбы-любви,
И пусть себе дуб средь широкого
поля, там, в Луизиане,
искрится, одинокий, под солнцем,
Весело шумя своей листвой всю
жизнь без единого друга, -