этими пластами умерших.
Какая химия!
Что ветры и вправду не веют заразой,
Что нет никакого подвоха в этой
влаге прозрачно-зеленого моря,
которая жаждет любовно
прижаться ко мне,
Что я без опаски могу ей дозволить
лизать мое голое тело
множеством своих языков,
Что мне не грозят те хвори, которые
влиты в нее,
Что все чисто всегда и вовеки,
Что так сладостна студеная вода из
колодца,
Что ежевика так сочна и душиста,
Что ни яблони, ни апельсины, ни
виноград, ни дыни, ни сливы,
ни персики не отравляют меня,
Что, когда я лежу на траве, она не
заражает меня,
Хотя, может быть, каждая былинка
травы встает из того, что
было когда-то болезнью.
Этим-то Земля и пугает меня, она так
тиха и смиренна,
Она из такого гнилья создает такие
милые вещи,
Чистая и совсем безобидная,
вращается она вокруг оси, вся
набитая трупами тяжко болевших,
И такие прелестные ветры создает
она из такого ужасного
смрада,
И с таким простодушным видом
каждый год обновляет она
свои щедрые, пышные всходы,
И столько услад дает людям, а под
конец получает от них такие
отбросы в обмен.
ЕВРОПЕЙСКОМУ РЕВОЛЮЦИОНЕРУ,
КОТОРЫЙ ПОТЕРПЕЛ ПОРАЖЕНИЕ
И все же, мой брат, моя сестра, не
отчаивайся,
Иди, как и прежде, вперед - Свободе
нужна твоя служба,
Одна или две неудачи не сломят
Свободу - или любое число
неудач,
Или косность, или неблагодарность
народа, или предательство,
Или оскаленные клыки властей,
пушки, карательные законы,
войска.
То, во что мы верим, притаилось и
ждет нас на всех
континентах,
Оно никого не зовет, оно не дает
обещаний, оно пребывает
в покое и ясности, оно не знает
уныния.
Оно ждет терпеливо, чтобы наступил
его срок.
(Да, я воспеваю не только
покорность,
Я также воспеваю мятеж,
Ибо я верный поэт каждого
бунтовщика во всем мире,
И кто хочет идти за мною - забудь об
уюте и размеренной
жизни,
Каждый миг ты рискуешь своей
головой).
Бой в разгаре, то и дело трубят
тревогу, - мы то наступаем,
то отходим назад,
Торжествуют враги или думают, что
они торжествуют,
Тюрьма, эшафот, кандалы, железный
ошейник, оковы делают
дело свое,
И славные и безымянные герои
уходят в иные миры,
Великие трибуны и писатели
изгнаны, они чахнут в тоске
на чужбине,
Их дело уснуло, сильнейшие глотки
удушены своей собственной
кровью.
И юноши при встрече друг с другом
опускают в землю глаза,
И все же Свобода здесь, она не ушла
отсюда, и врагам досталось
не все.
Когда уходит Свобода, она уходит не
первая, не вторая,
не третья,
Она ждет, чтобы все ушли, и уходит
последней.
Когда уже больше не вспомнят
нигде, ни в одной стране, что
на свете есть любящие,
Когда ораторы в людных собраниях
попытаются чернить их
имена,
Когда мальчиков станут крестить не
именами героев, но именами
убийц и предателей,
Когда законы об угнетении рабов
будут сладки народу и охота
за рабами будет одобрена всеми,
Когда вы или я, проходя по земле и
увидев невольников,
возрадуемся в сердце своем
И когда вся жизнь и все души людей
будут уничтожены
в какой-нибудь части земли, -
Лишь тогда будет уничтожена воля к
Свободе,
Лишь тогда тиран и нечестивец
станут владыками мира.
ПТИЧЬИМ ЩЕБЕТОМ ГРЯНЬ
Птичьим щебетом грянь, о язык мой,
про радость поры, когда
сирень зацветает (она в памяти
снова и снова),
Отыщи мне слова о рождении лета,
Собери апреля и мая приметы
желанные (так на морском
берегу собирают камешки дети) -
Стонут лягушки в прудах, терпкий,
бодрящий воздух,
Пчелы, бабочки, воробей с
незатейливым пеньем,
Синяя птица, и ласточка, быстрая,
словно стрела, и с
золочеными крыльями дятел,
Солнечная дымка над землею, клубы
дыма цепляются друг
за друга, вздымается пар,
Мерцанье холодных вод и рыба в тех
водах,
Лазурное небо, бегущий ручей, - и все
это в искрах веселых. .
Хрустальные дни февраля, кленовые
рощи, где делают кленовый
сахар,
Где порхает реполов, у него бойкий
блестящий глаз
и коричневая грудка,
Он подает чистый певучий голос на
вечерней и на утренней
заре,
Он бесшумно носится в саду среди
яблонь, строя гнездо
для подруги;
Тающий мартовский снег, ива
выбрасывает свои желто-зеленые
побеги, -
Это весна! Это лето! Что принесло
оно и чего мне недостает?
Душа моя, ты на свободе, но что-то
тревожит меня, а что -
я не знаю;
В дорогу, скорее в дорогу - измерим
все дали и выси!
О, если б летать, как летает птица!
О, если бы, словно корабль, под
парусом мчаться!
Взлетать за тобою, душа, как взлетает
корабль на хребты
водяные,
Впитать в себя все - все краски, все
звуки, синее небо, и травы,
и капли росы на рассвете,
И запах сирени; ее сердцевидные
листья темно-зеленого цвета,
Лесные фиалки, и хрупкий, бледный
цветок по прозванью
"невинность", -
Все вещи во всех разновидностях, не
ради вещей, ради их
природы, -
Спеть песню любимым кустам в один
голос с птицей,
Птичьим щебетом грянуть про
радость поры, когда сирень
зацветает (она в памяти снова и
снова).
МУЗЫКАЛЬНОСТЬ
<>
1
<>
Звучность, размеренность, стройность
и божественный дар
говорить слова,
Пройди года, и дружбу пройди, и
наготу, и целомудрие, и роды,
Реки грудью пройди, и озера, и
земли,
И горло свое разреши, и впитай в
себя знания, века, племена,
преступление, волю,
И сокруши все преграды, и возвысь и
очисти душу, и утвердись
в своей вере,
И лишь тогда ты, быть может,
достигнешь божественной власти:
говорить слова.
И к тебе поспешат без отказа
Войска, корабли, библиотеки,
картины, машины, древности,
города, отчаяние, дружба, горе,
убийство, грабеж, любовь,
мечта,
Придут, когда нужно, и покорно
прорвутся сквозь губы твои.
<>
2
<>
О, почему я дрожу, когда я слышу
голоса человеческие?
Воистину, кто бы ни сказал мне
настоящее слово, я всюду
пойду за ним, -
Как вода за луною безмолвной
струистой стопой идет вокруг
шара земного.
Все только и ждет настоящего голоса;
Где же могучая грудь? где же
совершенная душа, прошедшая
через все испытания?
Ибо только такая душа несет в себе
новые звуки, которые
глубже и слаще других,
Иначе этим звукам не звучать.
Иначе и губы и мозги запечатаны,
храмы заперты, литавры
не бряцают,
Только такая душа может открыть и
ударить,
Только такая душа может выявить
наружу то, что дремлет
во всех словах.
ВЫ, ПРЕСТУПНИКИ, СУДИМЫЕ В
СУДАХ
Вы, преступники, судимые в судах.
Вы, острожники в камерах тюрем, вы,
убийцы, приговоренные
к смерти, в ручных кандалах, на
железной цепи,
Кто же я, что я не за решеткой,
почему не судят меня?
Я такой же окаянный и свирепый, что
же руки мои не в оковах
и лодыжки мои не в цепях?