Скрестились мечи, развеваются
белые волосы,
Но все ясней баритон и баc
электрический мира,
Дуэт тромбонов - во веки веков.
Libertad!
Густая тень испанских каштанов,
У старых, тяжелых стен
монастырских - печальная песня,
То песня погибшей любви - в
отчаянье гаснущий светоч жизни
и юности,
Поет умирающий лебедь - сердце
Фернандо разбилось.
Преодолевшая горе, возвращается
песня Амины,
Бесчисленны, как звезды, и
радостны, точно утренний свет,
потоки ее ликований.
(Но вот, переполнена счастьем,
идет и она!
Сияют глаза - контральто Венеры -
цветущая матерь,
Сестра горделивых богов - запела
сама Альбони.)
<>
4
<>
Я слышу те оды, симфонии, оперы,
Я слышу Вильгельма Телля - то
говорит пробужденный,
разгневанный грозный народ,
Звучат
"Гугеноты", "Пророк" и "Роберт-Дьявол"
Мейербера,
И
"Фауст" Гуно, и "Дон-Жуан"
Моцарта.
Звучит танцевальная музыка всех
народов,
Вальс (этот изящный ритм,
затопляющий, захлестывающий
меня блаженством),
Болеро под звон гитар и щелканье
кастаньет.
Я вижу религиозные пляски и
старых и новых
времен,
Я слышу древнюю лиру евреев,
Я вижу, идут крестоносцы, вздымая
крест к небесам,
под воинственный грохот
литавров,
Я слышу, поют монотонно
дервиши, и песнь прерывают
безумные возгласы, и, все в
неистовом круговерченье, они
обращаются к Мекке.
Я вижу религиозные пляски
экстазом охваченных арабов
и персов,
А там, в Элевзине, жилище
Цереры, я вижу пляску нынешних
греков,
Я вижу, как плещут их руки, когда
изгибается тело,
Я слышу ритмичное шарканье
пляшущих ног,
Я вижу древний неистовый пляс
корибантов - жрецов,
которые ранят друг друга,
Я вижу юношей Рима, бросающих и
хватающих дротики под
пронзительный звук
флажолетов,
Вот они падают на колени, вот
поднимаются снова.
Я слышу, как с мусульманской
мечети взывает к творцу
муэдзин,
Я вижу внутри, в мечети,
молящихся (ни проповеди,
ни доводов важных, ни слов),
Но в странном, благочестивом
молчанье - пылают лбы,
запрокинуты головы и
страстный восторг выражают лица.
Я слышу и многострунные арфы
египтян,
Простые песни нильских гребцов,
Священные гимны Небесной
империи
И нежные звуки китайского кинга
(и скалы и лес зачарованы)
Или под флейту индуса, под звон
будоражащей вины -
Вакхический клич баядерок.
<>
5
<>
И вот уже Азия, Африка покидают
меня - Европа завладевает
мной, заполняет мое существо,
Под гигантский орган, под оркестр
звучит всемирный хор
голосов,
Могучий Лютера гимн
"Eine feste Burg ist unser Gott"
,
"Stabat Mater dolorosa"
Россини,
И, разливаясь в высоком
пространстве собора, где так
прекрасны цветные витражи,
Ликует страстное "Agnus Dei" или
"Gloria in Excelsis".
О композиторы! Божественные
маэстро!
И вы, певцы сладкогласные
Старого Света - сопрано! теноры!
басы!
Вам новый, поющий на Западе
бард
Почтительно выражает любовь.
(Так все ведет к тебе, о душа!
Все чувства, все зримое, все
предметы - они приводят к тебе,
Но в паши дни, мне кажется, звуки
идут впереди всего
остального.)
Я слышу рождественский хор детей
в соборе святого Павла
Иль под высоким плафоном
огромного зала - симфонии,
оратории Генделя, Гайдна,
Бетховена,
И
"Сотворенье"
меня омывает прибоем божественных
волн.
Дай удержать мне все звуки (я с
напряженьем, в безмерном
усилье, кричу),
Наполни меня голосами
вселенной,
Дай мне изведать трепет всего -
Природы, бури, воды
и ветра - опер и песен - маршей
и танцев,
Наполни - влей их в меня - я все
их жажду вобрать.
<>
6
<>
Ибо я сладко проснулся,
И, медля, еще вопрошая музыку
сна
И вновь обращаясь к тому, что мне
снилось - к неистовой буре,
Ко всем напевам, к сопрано и
тенорам
И к быстрым восточным пляскам
в религиозном экстазе,
К органу, ко всем инструментам,
чудесным и разноликим,
Ко всем безыскусственным
жалобам горя, любви и смерти,
Сказал я своей молчаливой, но
жадной до впечатлений душе,
не в спальне своей, не в
постели:
"Приди, я нашел для тебя тот
ключ, который долго искал,
Пойдем освежимся средь жаркого
дня,
Весело жизнь узнавая, странствуя в
мире реальном,
Только питаясь и впредь нашей
бессмертной мечтой".
И больше того сказал я:
К счастью, то, что ты слышишь,
душа, это не звуки ветра,
Не грезы бушующей бури, не
хлопанье крыльев морского
орла, не скрежет и скрип,
Не песни сияющей солнцем
Италии,
Не мощный орган Германии - не
всемирный хор голосов -
не сочетанья гармоний -
Не свадебные песнопенья - не
звуки военных маршей,
Не флейты, не арфы, не зов
горниста, -
Но к новым ритмам, близким тебе,
К стихам, пролагающим путь от
Жизни к Смерти,
смутно дрожащим в ночной
полумгле, неуловимым,
незапечатленным,
К ним мы пойдем среди яркого
дня, их мы запишем.
МОЛЕНИЕ КОЛУМБА
Разбитый, хилый, дряхлый,
Выброшенный на дикий остров,
далеко-далеко от родины,
Двенадцать печальных месяцев,
зажатый между крутыми
скалами и морем,
Больной, изможденный, плечом к
плечу со смертью,
Бреду вдоль берега,
Изливая наболевшую душу.
Меня переполняет скорбь!
До завтра, может быть, не доживу;
Ни отдыхать, о Боже, не могу, ни
пить, ни есть, ни спать,
Пока не выскажу мою мольбу перед
Тобой,
Не нагляжусь, не надышусь Тобой,
не побеседую с Тобой,
Не отчитаюсь снова пред Тобой.
Ты ведаешь всю жизнь мою, за
годом год,
Долгую, исполненную не только
благочестием - зиждительным
трудом;
Ты ведаешь пост и молитвы юности
моей,
Ты ведаешь задумчивую важность и
прозренья зрелости моей,
Ты ведаешь и то, что, прежде чем
начать, я предался Тебе,
Ты ведаешь и то, что позже все
обеты исполнял, держался
твердо их,
Ты ведаешь, ни разу не утратил я ни
веры, ни восторга пред
Тобой,
В оковах, в казематах, в немилости
безропотно
Все от Тебя приемлющий, как
должное, все, что Тобой
ниспослано.
Все начинания мои посвящены Тебе,
Все замыслы и все расчеты
задумывались и выполнялись
с мыслью о Тебе,
По морю плыл, по суше
странствовал к Тебе,
Желания, намерения, стремления,
все мной достигнутое - Тебе.
О, я уверен, что они и в самом деле
от Тебя -
Толчок, горение, несокрушимость
воли,
Отчетливое внутреннее веление,
которое сильнее слов,
Послание Небес, нашептываемое
даже во сне, -
Вот что вело меня вперед.
Я с Божьей помощью свершил свой
труд,
Я высвободил и расчистил
древнейшие края земли, заросшие
и одичавшие,
Я сблизил полушария и неизвестное
связал с известным.
Конец неведом мне, он весь в Тебе,
Велик он будет или жалок, я не
знаю,
Быть может, он таит в себе