Уткнувшись в болото, они повернули обратно. Бренда заметила, что капитан не отличается словоохотливостью. Это сковывало ее: молчать она не любила.
— Как долго вы здесь пробудете? — поинтересовался он.
— Самое большее, неделю, — ответила она.
— Жаль.
Бренда бросила взгляд на капитана, и он добавил:
— В этих местах лучшее время — август.
Они расстались на сопке, возле которой он ее увидел. Капитан ушел, а она смотрела, как на темной глади озера всплескивали редкие рыбины. Вскоре капитан исчез за зданием склада, но тень его была видна еще несколько секунд.
Они сидели втроем возле камина, которым полковник пользовался крайне редко, так как тепла камин давал совсем немного. Для поддержания нормальной комнатной температуры приходилось пользоваться паровым отоплением. Камин, как и кресло — качалка, выполнял роль некоего романтического атрибута, напоминавшего хозяину о прежней жизни в средних широтах. А чтобы полярное солнце не било в окна, нарочно опустили плотные шторы, и огонь в камине создавал совершенно непередаваемое настроение.
— История нашей базы насчитывает почти восемь лет, — заговорил Рид. — В последнюю неделю августа 1949 года из района Алеутских островов стартовал В–29, только вместо бомбовой нагрузки он нес в своем фюзеляже специальное лабораторное оборудование, а в плоскостях и хвосте были установлены высокочувствительные фотокамеры и специальные фотопластины, предназначенные для улавливания волн, идущих из космического пространства. Такие полеты преследовали определенную цель — зарегистрировать наличие и интенсивность космических лучей на различной высоте. Так сказать, исследовательское задание полувоенного характера. Полностью его результаты сказались бы несколько позже, в период исследования стратосферы и космического пространства… Однако на спецпластинах, доставленных В–29 на землю после выполнения полета, оказались изображения, которые не имели никакого отношения к космическому пространству…
Полковник замолчал, выбил пепел из трубки, взял из табакерки щепотку табака и начал набивать им трубку.
— Лаборанты, проявлявшие спецпластины в полной темноте, не поверили своим глазам. Вместо тонких линий, которые остаются на фотопластинах от космических лучей, они вдруг обнаружили толстые линии, свидетельствовавшие о наличии в атмосфере неизвестного радиоактивного излучения. Это недвусмысленно свидетельствовало, что где — то была взорвана атомная бомба. А поскольку мы в том году никаких взрывов подобного рода не производили, получалось, что взрыв атомного устройства был произведен где — то в Сибири.
— Это был первый атомный взрыв красных, — заметил Грей, — который мы зашифровали как «Джо–1».
— Мы были ужасно удивлены, — продолжал Рид. — Наш генералитет полагал, что раньше 1960 года русским это не удастся. Можно даже сказать, что мы пребывали в состоянии шока. Вот тогда — то наше военно — воздушное командование и решило послать несколько специальных самолетов в погоню за загадочным облаком, испускающим излучения. А оно тем временем медленно перемещалось над Тихим океаном в сторону Австралии и далее в просторы Антарктики. Наша авиаэскадра настигла это облако. Наши самолеты были оборудованы так, что время от времени производили заборы атмосферного воздуха и мельчайших частиц пыли, которые заключались в специальные контейнеры — ловушки, поступающие на лабораторные исследования…
— Эти контейнеры доставлялись в радиохимическую лабораторию комиссии по атомным исследованиям, где немедленно подвергались всевозможным анализам, — пояснил Грей.
— Анализы показали, что речь шла о взрыве плутониевой бомбы, притом такой конструкции, которая по мощности взрыва в шесть раз превосходила бомбу, сброшенную на Хиросиму. Таким образом, русские на несколько лет раньше, чем мы предполагали, нарушили нашу монополию на атомное оружие. Более того, они при этом переплюнули нас по всем статьям. Короче говоря, неожиданно для нас они стали обладателями такого же страшного оружия, что и наше.
В этот момент в камине раздался довольно громкий хлопок, от которого Бренда испуганно вздрогнула. Огонь в камине уменьшился. Дрова сюда завозили издалека, из Фербенкса, где еще росли леса, и во время транспортировки древесина так промерзала, что потом горение нередко сопровождалось подобными взрывами или же выстрелами.
— Начиная с этого времени, — продолжал свой рассказ полковник, — мы были вынуждены запускать в атмосферу летающий патруль, в задачу которого входило брать пробы воздуха и атомной пыли после каждого взрыва, производимого русскими в том регионе, чтобы определить, как далеко они продвинулись в этой области. Вот такую задачу, Бренда, выполняют мои лисы Аляски: на своих скоростных машинах они гоняются за отравленными облаками, забирают из них пробы, а затем везут радиоактивные остатки на лабораторные исследования.