Харин щурится; из-за уплотнившейся спины призрака ей в лицо бьёт яркий луч весеннего солнца. Сезон хлебных дождей в самом разгаре, ночи теперь теплее и не надо искать укрытия у огня, можно спать под открытым небом на стоге сена. Ну, или в развалившейся хижине на берегу реки.
– Хм, – задумчиво тянет Харин, – видно, ты к месту привязан. И к телу. Где твоё тело? Кого мне домой возвращать?
Призрак указывает на восток, в сторону излучины реки, где устье распадается на два, как ветки рогатки. Неудивительно, что Харин никакой энергии рядом с хижиной не почуяла – у воды мертвецов всегда или столь много, что дух каждого из них сливается в один поток, либо вода уносит вниз по течению ци[24] случайного погибшего путника, и уловить его почти невозможно.
– Давай поглядим, что там такое…
Харин поднимается и бредёт к реке медленно, выверяя каждый шаг. Призрак не отстаёт и тащится за ней вдоль земли, почти касаясь палой прошлогодней листвы полупрозрачными ступнями.
– Я не помню, когда умер, – осторожно говорит призрак. Харин понимающе хмыкает.
– Как и все остальные.
– И вы?
Харин и призрак замирают у самого берега, она ведёт плечом. Руки ноют, зубы неприятно сводит от застарелой злости, в которую превратилась вся её боль.
– Я не умирала, – отвечает Харин нехотя. – И всё помню.
Никакого мертвеца у реки нет. Ни в воде, ни на том берегу, ни ниже по течению. Харин принюхивается, приглядывается и возвращается к застрявшему у распадающегося устья призраку, качая головой.
– Что-то тут нечисто, приятель. Уверен, что тело твоё тут было?
Призрак кивает, но нерешительно. Значит, память его совсем подводит.
Многие мёртвые, вернувшиеся в мир смертных квисинами и квемулями, забывают не только момент своей смерти, но и всё своё прошлое. Скорее всего, такие и монстрами становятся, лишь бы сбежать от несчастной жизни. Переродиться им не даёт страх перед будущим или грехи, которые нужно исправить, вот и мыкаются между этим миром и тем в надежде на что-то большее, чем существование в качестве тени. Такие существа – одни из самых опасных: они не помнят, за что угодили в ловушку, и разбудить в них чудовище легче простого. Хватит одного мгновения, напоминающего что-то из их прошлого, чтобы они озверели.
За подобными существами охотится Союль, и раньше Харин думала, он убивает их по приказу Тангуна. Но она ошиблась насчёт своего бывшего мужа – Союль действует по своей воле и исполняет только свои прихоти. Например, сажает бывшую возлюбленную в бочку и даёт каким-то смертным бездарям двадцать серебряных монет, чтобы те закинули его сокровище на безлюдный остров и бросили там в одиночестве. Харин, видимо, должна была отчаяться и с головой нырнуть в пучину страданий, чтобы Союль приплыл за ней, словно спаситель, и забрал с собой. Обратно в свои объятия. Проклятый манипулятор.
– Скажи-ка мне, дорогой дружочек, – Харин присаживается на камень у реки и склоняется над текущей в ней ледяной водой. Отражение призрака появляется над её дрожащим в воде лицом. – Как тебя зовут, говоришь?
Призрак молчит, прячет глаза.
– Что? – почти пугается Харин. – Не помнишь тоже? Это плохо для тебя, очень плохо…
– Джи, – выдыхает призрак. – Бабушка звала меня Джи.
Отлично. У этого малыша есть имя и бабуля, уже кое-что.
– Что ж, Джи, – усмехается Харин. – Сдаётся мне, ты умер уже давно. Придётся поискать твоё тело, если от него ещё хоть что-то осталось. И, кажется, ты не простой призрак, если к той старой лачуге привязался, хотя трупа твоего рядом нет.
Джи кажется расстроенным, он весь вспыхивает на солнце и тут же тускнеет. Чтобы отвлечь его, Харин ведёт их обоих обратно к хижине.
– Ты сказал, можешь ещё рыбы приготовить, так? – Джи кивает. – Тогда зажарь ещё пару окуней, давай восстановим силы и решим, что с тобой делать.
Файл 4. Одна нога, одна голова
Харин садится на кожаный диван в центре тонущего в полумраке кабинета и вся подбирается. Огни ночного Хансона вливаются в комнату сквозь панорамные окна от стены до стены. Харин косится на них, отмечая, что письменный стол хозяина кабинета стоит ровно по центру литого стекла, между двумя чёрными колоннами. Нормально ему с такой высоты город осматривать каждый день? Как будто права на него имеет, индюк напыщенный.
– Не надо злиться, дорогая, – говорит Союль и садится напротив Харин. Его колени в выглаженных дорогих брюках упираются в журнальный столик между ними.
– Как же не злиться, если я твою рожу вижу, – огрызается Харин. Союль кривит губы в довольной ухмылке. Так бы и врезала по этой наглой физиономии, да она сюда не ругаться пришла, Джи прав.