Неудивительно, что на третий раз упустила палку.
Соседки захихикали и наперебой принялись ковыряться в недрах белья, пытаясь подцепить чужеродный объект. Естественно, у них ничего не вышло.
— Что здесь происходит?
Тетушка Жейн успела разобраться с кимоно, повесить его на палках сушиться и подойти к нам, и теперь наблюдала за суетой откровенно осуждающе.
Я присела в надоевшем поклоне — а что я еще могла сделать?
*Наказание на доске — лечь ничком на скамью и получать удары палками по спине и ногам, сколько назначат.
Глава 6
Ничего, в общем-то, удивительного, что день я завершала в колодках.
Тетушка Жейн посчитала, что за порчу имущества — ну палку-то я утопила с концами, еще и какие-то штаны порвались в процессе, — наказание положено довольно суровое. Палками бить не стали, поскольку видели, в каком я состоянии. Но лучше бы побили и отпустили отлеживаться, чем вот так, на солнцепеке, без возможности напиться и нормально сесть.
Пока меня укладывали на постамент и запаковывали, я пыталась вяло отбрыкиваться, но быстро осознала тщетность трепыханий. Дюжие, закаленные стиркой тетки скрутили меня на раз. В прежней жизни я бы так просто не сдалась, но увы, былого не вернуть. А это тощее тельце еще не то что массу нарастить не успело — с момента моего попадания и не поело толком.
С носа неприятно капало, но поделать я ничего не могла. Руки свисали из прорезей в колоде куда выше головы, отчего ныли плечи и спина. А еще нельзя было ни пот утереть, ни голову почесать.
К вечеру я перестала ерзать и лишь висела, смиренно ожидая своей участи.
Добрая тетушка Жейн не уточнила сроков наказания. И крепко подозреваю, попросту обо мне забыла.
Солнце давно склонилось за горизонт. Желудок перестал урчать от безнадежности. Воздух стремительно холодал, и стало ясно, что до утра я не доживу. А если вдруг чудом да, то вскоре все равно загнусь от воспаления легких. Меня потряхивало в ознобе, горло распухло, глаза слезились.
Но плакать я не собиралась.
У меня на это банально не было сил.
Неужели все закончится так бесславно?
Вроде бы мне дали шанс где-то там наверху некие высшие силы. Подарили вторую жизнь.
И та вот-вот завершится, не начавшись толком.
Грустно. Обидно. И донельзя глупо.
Я сомкнула веки, которые все это время держала распахнутыми на чистой силе воли, и позволила сознанию поплыть. Реальность подернулась дымкой, звуки отдалились.
Звон посуды с кухни, плеск воды в ручье, разговоры в доме. Все это доносилось до меня приглушенно, словно вместе с глазами я закрыла все прочие органы чувств.
Дышала я с хрипом и присвистом, но и этого уже почти не замечала.
Грудь сдавило.
Забывшись, вдохнула поглубже и неистово закашлялась. Тело содрогалось в спазмах, на несколько секунд вернув меня в реальность.
Нет! Такую реальность я не хочу! Я не к такому привыкла!
Как же ценность человеческой жизни? Забота о ближнем? Помощь товарищу? Конечно, во всех мирах есть черствые создания, которым плевать на окружающих, но здесь их количество на одну деревню просто зашкаливает!
Никто! Абсолютно никто, ни одна живая душа не поднесла мне воды. Что там — и близко не прошли, видимо, опасаясь как бы и их не наказали за компанию.
Судороги стихли, и разум снова застыл в подобии транса.
Все вокруг стало неважным. Несуществующим.
Почти как знаменитая ложка*.
Следующий вдох я сделала не ртом. И не носом — тот давно был забит напрочь.
Собственно, понятия не имею, чем. Я действовала даже не на рефлексах — на глубинных, подсознательных инстинктах.
Все мое существо невероятным образом потянуло в себя воздух.
И не только воздух.
Тело наполнилось легкостью и теплом. Наконец-то!
Озябшие пальцы шевельнулись, разгоняя кровь.
Показалось, или по земле зазмеился ледяной узор, как бывает в мороз на стеклах? Нет, наверное, все-таки глюки.
Вообще состояние мое вменяемым назвать было нельзя. Полусон-полуявь, тот момент, когда осознаешь себя и в то же время видишь происходящее вокруг как на экране, не воспринимая реальность в полной мере.
Так что когда перед моим лицом протопали и остановились высокие мягкие сапоги со шнуровкой, я сочла их частью бреда и не отреагировала.
Ну правда, я здесь вишу уже с обеда, за все это время ко мне никто не подошел. И тут раз — и вдруг вспомнили среди ночи?
Вряд ли.
— И что ты творишь? — поинтересовался знакомый голос.
— Изыди.
То ли я это подумала, то ли все-таки произнесла вслух. Губы не слушались, вышло некое невнятное бормотание, но, кажется, уважаемый господин Хайн все же понял и проникся. Сапоги исчезли из поля зрения.