Хельмут потрогал языком подживающую ранку.
— Давай лучше с нами, воевать! — Ханс с энтузиазмом нажал на борт телеги, скрипнули ступицы колес с противоположной стороны…
— Эй вы, полегче там! — заорал Йорген, камнем забивавший едва обструганную палку вместо чеки. — Кони. Сломаете колеса — самих скарб тащить заставлю!
— Мне нельзя, — ответил Хансу Хельмут. Он пожал бы плечами, но плечо немилосердно ныло. — Я последний в роду.
— Ну да, — скептически хмыкнул Ханс, — как на войну — так нельзя. Как дракона лупасить — так можно.
Дракона — можно, — согласился Хельмут.
— Ты б женился лучше, — подал голос Другой Ханс. — толку-то ныть, что последний?
Женился.
Как же жениться, если Евгения вышла замуж? И не вернешь уже ни того февраля с его липким подтаявшим снегом и запахом талой воды, ни того сентября, когда воздух стал горек, а ветер смеялся в подворотнях и бросал под ноги фальшивое золото опавшей листвы…
Почти двадцать лет прошло. А словно вчера. Не отболело и не забылось.
— Я однолюб, — сказал он Другому Хансу. Тот понимающе качнул головой и вздохнул.
— Опускаай! — крикнул Йорген, и кое-как приставленное колесо почти наполовину погрузилось в жирную дорожную грязь.
Кобыла дернула было телегу, но оказалось, что за время вынужденной стоянки колеса увязли так прочно, что лошадиной силы не хватает на то, чтобы сдвинуть телегу с места.
Потом они толкали телегу, падая в грязь и насмехаясь друг над другом, вытолкали на холм, залезать не стали, пошли следом. Дождь оставлял светлые полосы на грязных лицах, и в этот момент они все были одинаковыми — и светлый Ханс, и чернявый Другой Ханс, и сам Хельмут, в темных волосах которого блестела седина. Все — точно братья-близнецы, с одинаково маслянисто блестящими лицами в серых разводах.
Дальше была река, и они полезли в воду, прямо в одежде. На дождь уже никто не обращал внимания, речная вода смывала грязь, мужчины плескались в воде с детским энтузиазмом и хохотали, как сумасшедшие, а с берега на них смотрела Эльза, рыжая Эльза в полосатых чулках и зеленом платье.
В конце концов Хельмут разделся, а за ним разоблачились и другие. Выстирали одежду, развели костер на берегу, развесили на палках мокрые рубахи и портки, согрелись сами…
Ночь на удивление выдалась ясной, звездной и безветренной. Бедра Эльзы были прохладными, а дыхание — горячим, и она совершенно не обиделась, когда под утро Хельмут выбрался из-под овечьей шкуры, служившей двоим одеялом, и ушел в предрассветный туман. Кажется, даже не проснулась.
Когда он вернулся, лагерь был уже свернут, а хмурый Йорген заливал угли водой из котелка.
— Ты где шляешься? — недружелюбно спросил он у Хельмута. — Я наш уговор выполняю.
— Гулял, — беспечно ответил Хельмут и добавил. — Не бойся, я тоже.
— А что ты делал в Вальденбурге? — спросил Ханс за ужином.
Местечко называлось Ахам, и в нем не было ничего примечательного. Но зато нашлось заведение, где вербовщику и компании выдали по миске похлебки и налили по кружке светлого водянистого пива.
— Дракон, — пожал плечами Хельмут.
— И что ты с ним сделал? — заинтересовался Другой Ханс.
— Убил.
— Странно, — сказал Другой Ханс, — Сколько лет живу, никогда драконов у нас не видел.
— Бабы говорили, летал, — возразил Ханс, — овец жрал.
— Вальденбург далеко от гор, — Хельмут зачерпнул ложкой густоперченого варева, в котором плавала красная фасоль. — Дракона что-то согнало с насиженных мест. Возможно, недостаток пищи, но скорей всего — другой дракон.
Дракону много жрать надо, — со знанием дела заявил Йорген. — Мясо.
— Мясо, — согласился Хельмут, — но не слишком часто. Коровы ему хватает на неделю, особенно если он не летает. Драконы — скупердяи, они очень экономно тратят силы. Если вы видите летящего дракона — скорей всего он охотится.
Хоть бы раз на чудо такое взглянуть, — вздохнул Другой Ханс.
Наглядишься, — заверил его Хельмут, — странники бают, тамошний часто летает.
И как же ты их убиваешь? — скептически скривился Йорген.
Мечом, — буркнул Хельмут и снова уткнулся в похлебку.
— Секреты, значит, — крякнул Йорген, — ну что ж, не сужу. У всех свои штуки. Хорошо, что нечисть эту кто-то изводит. То тут, то там вылезает, спасу нет никакого.
— А вот скажи-ка, Хельмут, как они детишек рожают? Очень меня этот вопрос интересует, — сказал Ханс и подмигнул Эльзе.
— Никак, — ответил Хельмут, — на нашей земле не осталось ни одной драконицы. Самцы одни. Да и тех все меньше и меньше… скоро всех повыведут.