Глава 4
Олеся
Штейнберг проводит нас с Иришкой через прихожую в небольшую комнату, похожую на кабинет. Только вопреки моему представлению о кабинетах тут нет массивного дубового письменного стола, а вдоль стен — никаких стеллажей с книгами. Конечно, зачем книги современным депутатам? Разве они умеют читать?
Впрочем, стол в комнате есть, но он обычный, современный, с компьютером. Вокруг него стоит несколько мягких стульев, под стенами — диванчик и изящный сервант. Хозяин кабинета… пьёт? Внутри сразу поднимается волна протеста, у меня стойкая аллергия на алкоголь и употребляющих его людей.
— Присаживайся, — пижон указывает мне на один из стульев.
Сажусь на край. Чувствую себя очень неуверенно. На душе неспокойно. Может быть, я зря позволяю втянуть себя в эту авантюру?
Иришка с интересом осматривается. Как сорока, выискивает то, что блестит. С ужасом понимаю, что она вполне может дотянуться до серванта и его содержимого.
В сумочке у меня всегда предусмотрительно лежат блокнот и несколько разноцветных ручек. Достаю и протягиваю их дочери. Это позволит занять её на некоторое время и оттянуть момент, когда она начнёт совать свой нос туда, куда нельзя.
— Начнём с подписки о неразглашении, — мужчина кладёт передо мной лист бумаги с отпечатанным текстом.
Пробегаю по документу глазами. Отдаю себе отчёт, что объегорить меня — как раз плюнуть. И не исключено, что в бумагах, которые мне сейчас подсунут на подпись, будет миллион подводных камней и дополнительных условий мелким шрифтом. Но денег на хорошего адвоката у меня нет. Да и где я могла его найти за такое короткое время? А с учётом того, что от меня требуют неразглашения, то и привлекать постороннего человека, наверное, мне не позволят.
Суть предложенной бумаги: я обязуюсь держать язык за зубами и никогда никому не рассказывать ни о фиктивности нашего брака, ни о настоящем отце моей дочери, ни об условиях договора с депутатом. Догадываюсь, что это не шутки. В случае нарушения — санкции очень суровые. Я и без этого понимаю, что обязана помалкивать.
Не увидев ничего крамольного, ставлю подпись.
— Хорошо, я подписала. Но прежде чем дам своё согласие, мне нужно озвучить требования.
Мужчина в этот момент звонит кому-то.
— Витя, давай к нам.
— Во-первых, наш брак будет фиктивным…
— Погоди, — прерывает меня Штейнберг. — Сейчас придёт жених — с ним и обсудите. А то я свахой себя чувствую. Ну уж нет, свечку я вам держать не собираюсь, это как-то без меня.
— Так вы и есть сваха, самая настоящая!
Он недовольно хмыкает.
Замолкаю, не видя смысла в дальнейшем сотрясании воздуха, и переключаюсь на Иришку. И так увлекаюсь рисованием котика, что чуть не пропускаю звук открывающейся двери.
Поднимаю глаза на вошедшего и… забываю, как дышать. Это галлюцинация? Ведь он сказал, что никогда не вернётся! Впиваюсь руками в сидение стула, чтобы не упасть.
Он тут случайно? Или он и есть тот депутат, за которого я должна фиктивно выйти замуж? Вот так влипла…
— Привет, Лисичка! Удивлена? Признаться, я тоже удивился, когда Миша мне предложил тебя в жёны.
Виктор весьма расслаблен. Я бы даже сказала, что его забавляет происходящее.
— Что всё это значит? Какого чёрта? Что за цирк ты устроил? — моему гневу нет предела. — Я ухожу. Поищи себе другую дуру!
Вскакиваю, начинаю забирать у Иришки блокнот и ручку, но она не хочет их отдавать и пускается в рёв.
— Олеся, ну что за детский сад? — Виктор быстро ориентируется, отбирает у меня блокнот и возвращает ребёнку. — То есть окажись на моём месте кто угодно другой, ты бы согласилась, а мне отказываешь?
— Да! Тебе отказываю!
— И чем я хуже других? По-моему, когда мы расставались, ты была огорчена этим обстоятельством.
Напрасно он это сказал! Меня окончательно срывает с тормозов.
— Нет! Не хочу с тобой никаких дел иметь! — выплёвываю, повышая голос. — Ты — ненадёжный! И подлый! Ты…
— Стоп! — вмешивается Штейнберг. — Вы забываетесь, господа. Мы говорим не о ваших шашнях, а о нашем общем деле, за которое ты, Олесенька, получишь приличную сумму денег. Или она тебе уже не нужна?